Семейные обряды: рождение ребёнка

10 декабря 2006 Новости [версия для печати] [читать комментарии] [размер шрифта: a- | А+] [15671 просмотр]

Из многочисленных обрядов, совершаемых в семье, особо выделяют четыре обряда жизненного цикла. Ими отмечены основные вехи человеческого пути. Это обряды детские, связанные с наступлением совершеннолетия, свадебные и погребально-поминальные. Обрядов, знаменующих совершеннолетие, у осетин почти не сохранилось. Зато все остальные оставались очень самобытными и яркими. О них и пойдет речь дальше. Детские обряды начинались еще до рождения ребенка. Это были обряды, призванные обеспечить наступление беременности и разрешение от бремени сыном. Многие из таких обрядов были паломничеством к святым местам, прежде всего, к святилищу Мады Майраем – Матери Марии, Богоматери. Подобного рода святилище (им мог быть большой камень, холмик, деревянный сруб) имелось почти у каждого осетинского селения, но некоторые были особенно популярны. К их числу относились Зруджы Мады Майрæм при Зругском храме XI-XII веков, Рекомы Мады Майрæм близ мужского святилища Реком в Алагирском ущелье, Хозиты Мады Майрæм в Моздоке. Паломничество обычно совершалось в августе. Женщины подползали к Мады Майрæм на коленях и молились ей: бездетные – о детях, имевшие только девочек – о сыновьях, многодетные – о здоровье детей. После молитвы оставляли небольшое приношение – «мысайнаг»: кусочек шелка, свечи, несколько серебряных монет. Бывали и приношения, связанные с верой в подражательную магию. Скажем, оставляя фигурку ребенка, куклу, кукольную колыбельку, рассчитывали обеспечить себя настоящим ребенком или колыбелью.Повсеместно с той же целью посещали фамильные святилища – «цæгаты кувæндон» и святилища местных духов-покровителей – «дзуары». Если все это не помогало, обращались к знахаркам.Наступлению беременности радовались и ею гордились, но в то же время старались подольше не показывать свое положение старшим мужчинам. Для этого носили свободную одежду, драпировались фартуком или низко опущенными концами головного платка.Беременные женщины избегали показываться в общественных местах и в людных собраниях – на свадьбах или похоронах. В некоторых селениях у них даже были свои тропы, где мало вероятно было встретить кого-нибудь из мужчин.По различным приметам старались определить пол будущего ребенка. Считалось, что низкий живот, первое шевеление справа предвещают рождение мальчика, высокий, живот, первое шевеление слева – рождение девочки. Все же таким приметам верили не до конца и поэтому прибегали к различным магическим приемам – гаданиям. Верили, что увидеть во сне черкеску, газыри, змею, белого-голубя – к рождению сына, увидеть иглу, наперсток, яйцо, сизого голубя – к рождению дочери. Гадали по бараньей лопатке, по тому, кто первым встретится специально посланному на улицу ребенку и т. д.Приметы приметами и гаданья гаданьями, но в таком важном деле, как рождение для семьи наследников, не считали возможным положиться на одну только волю судеб. Поэтому, даже и забеременев, осетинки стремились обеспечить рождение мальчика особыми магическими приемами. По-видимому, наиболее распространенным был такой прием, описанный Е.Г. Пчелиной у южных, а Т.3. Бесаевой у северных осетин. Если в доме имелась тельная корова, то беременная женщина брала кусок белой ткани и в сопровождении какой-нибудь своей сверст ницы шла в хлев. Там она опоясывалась этой тканью сперва сама, а затем опоясывала ею корову и говорила:«Mæ чызджытæ дæ хай фæуæнт, дæ лæппутæ та мæ хай» («Пусть мои девочки достанутся тебе, а твои мальчики мне»).В традиционном обществе осетин, как, впрочем, и в ''других крестьянских обществах, беременная женщина продолжала работать как ни в чем не бывало. Не было для нее и особой диеты и даже каких-либо пищевых запретов. Зато приходилось придерживаться множества других запретов и предписаний, призванных обеспечить благополучные роды.Так, например, беременная должна была носить с собой оберег – маленький ножик – «хæрынкъа», ей нельзя было присутствовать при убое животных, ходить за водой после захода солнца и т. д. и т. п.Рожала осетинка в равнинных районах в комнате, где жила брачная пара, в горах – чаще всего в хлеву. К.Л. Хетагуров писал по этому поводу: «Навряд ли во всей Нарской котловине найдется кто-либо, кто до меня, да и намного позднее меня, родился не в хлеву. Объясняется это тем, что в те времена не было другого более удобного изолированного помещения для этого величайшего акта природы». Коснулся Хетагуров этой темы и в стихотворении «Кто ты»: Так слушай... В горах я,Как птица, живу,Здесь мать родила меняВ грязном хлеву.Другого она ожидать не могла,Для женщины не было чище угла. Действительно, там, где вся семья (и к тому же нередко большая) жила в одном общем помещении – «хæдзаре», изолированного помещения для родов не было. Но ведь роженицу можно было оставить в хæдзаре, а другим членам семьи уйти. Стало быть, для родов в хлеву имелась и другая причина. Она состояла в том, что у осетин, как и у многих других народов Кавказа (да и вообще многих народов мира), женщина во время таких специфических женских отправлений, как роды или менструации, считалась нечистой. Она не должна была осквернять хæдзар – тем более потому, что там находилась такая семейная святыня, как очаг.Где бы ни рожала женщина, роды проходили на полу, на связке соломы, покрытой войлоком. Роженице помогала какая-нибудь опытная женщина – старшая невестка, соседка и т. п. Присутствовали и другие женщины, но только не свекровь. Что же касается отца ребенка, то ему полагалось на несколько дней демонстративно покинуть дом. Это, равно как и отсутствие при родах свекрови, было еще одним проявлением обычаев избегания.Отсутствие медицинской помощи и недостаточность одних только народных методов родовспоможения обильно восполнялись религиозно-магическими приемами, призванными облегчить роды. В самом начале родов молились Богу и Матери Марии. Широко пользовались магией подобия. Все расплетали волосы, в помещении развязывали все узлы, вообще раскрывали, развязывали, расплетали все, что было можно. Брали нитку длиною в рост женщины роженицы, завязывали на ней узлы, а затем развязывали их, приговаривая: «Роди так же легко, как мы развязываем эти узлы». Каждая входящая женщина должна была встряхнуть подол и произнести: «Роди так же легко, как легок мой подол». Или, оторвав кусок ткани от одежды, говорила: «Роди с такой же легкостью, с какой я оторвала этот кусок». Или еще: пришлепывала чувяками со словами: «Роди так же легко, как я переступаю ногами». У порога клали подкову – на счастье. Следили, чтобы среди присутствующих не оказалось подозреваемой в «дурном глазе» или «плохой ноге». Не полагалось, чтобы здесь находилась другая беременная женщина, т. к. существовало поверье, что родовые муки обеих женщин могут выпасть на долю одной из них. Прибегали и ко многим другим известным на всем Кавказе или только у осетин колдовским приемам родовспоможения: давали роженице выпить воды из чувяка мужа, поили ее водой, в которой подержали лошадиный послед, окуривали дымом сожженной змеиной шкуры. При особо тяжелых родах в нарушение всех обычаев приводили мужа роженицы, чтобы он трижды переступил через вытянутые ноги жены, а затем обошел вокруг нее.Однако облегчить роды – это было только полдела. Надо было еще позаботиться о том, чтобы ребенок родился живым и здоровым.Пуповину обрезали ножницами и перевязывали волосами матери. Отпавшую пуповину высушивали и хранили как целебное средство, например, чтобы помассировать ею живот заболевшего ребенка. Впоследствии ее прятали куда-нибудь подальше, чтобы кто-нибудь, завладев ею и не причинил ребенку вред... Еще большее значение в этом отношении придавалось последу: в народе считали, что с ним надо обращаться так же бережно, как и с самим ребенком. Объяснялось это тем, что едва ли не у всех народов мира в последе некогда видели вместилище духа-покровителя ребенка или части его души. Поэтому послед тщательно мыли, заворачивали в кусок чистой ткани и прятали в укромное место. Иногда его закапывали на месте родов, у южных осетин – под настил, на котором стояла корова. Чтобы последом не завладели вредоносные силы, вместе с ним заворачивали оберег – железный гвоздь.Если у женщины не выживали дети, она меняла место родов: рожала не в своем, а в чужом хлеву, или не в своем доме, а в доме своих родителей, и т. п. Другим средством обезопасить новорожденного считалось надеть на него рубашку, сшитую из семи лоскутов, взятых в домах, где дети рождались живыми и здоровыми. Еще одним распространенным магическим обрядом, обнаруженным Т.3. Бесаевой, было жертвоприношение козы или курицы, непременно черного цвета. Этот обряд в разных местностях совершался неодинаково. В селениях Зильги, Заманкул, Эльхотово, например, сразу же после родов резали козу к кровь ее смешивали с выделениями роженицы. В селении Хидикус резали не козу, а козленка, кровью которого обливали новорожденного. В селении Стур-Дигора резали курицу на груди новорожденного так, чтобы окропить его кровью. Несъедобные части козы, а курицу обычно целиком, закапывали в землю. Жертвоприношение в большинстве местностей рассматривалось как замена одной смерти другой; совершая его, обычно так и говорили: вот вместо головы голова, вместо души душа и т.п.Для безопасности роженицы и новорожденного в помещении, где они находились, все время жгли огонь. Вечером туда старались никого не пускать, чтобы вместе с входящими в помещение не проникли злые духи... Принимались и другие меры предосторожности. В частности, хорошим оберегом считалась чесалка для шерсти. Ребенка сразу же после рождения трижды протягивали через отверстие в чесалке; роженица подавала его туда головой, а другая женщина принимала его за плечи. Затем чесалку оставляли у изголовья постели. Использовали в качестве оберега также и нож. Еще одним надежным средством отвести опасность считалось пребывание около матери с ребенком женщины, родившейся в день св. Тутыра (Федора), которому приписывалось чудесное свойство отводить «дурной глаз».И в дальнейшем принимались всевозможные меры предосторожности, из-за чего многие обыденные действия, приобретали ритуальный, обрядовый характер.При первом купании ребенка в воду бросали щепотку соли, горстку угля и что-нибудь железное – все это, по поверьям, предохраняло новорожденного от возможного вреда. Бывало, что сюда же добавляли воду, которой обмывали священную надочажную цепь. Воду, в которой купали ребенка, не полагалось выплескивать, чтобы не облить и не разгневать злых духов, или выливать туда, где она могла бы попасть под ноги чужим людям. Нельзя было также выливать ее в темноте, когда духов больше, чем при солнечном свете.В пеленки тоже заворачивали не во всякие. В одних местностях считали, что допускается любой цвет, кроме красного, т. к. красный цвет – это цвет божества оспы Аларды. В других местностях верили, что опасными могут оказаться пестрые пеленки. Повсеместно запрещалось использовать в качестве пеленок старую одежду свекра или свекрови.Если у роженицы пропадало молоко, то считали, что виновата «æммæйон» («одномесячная») – женщина, которая рожала одновременно с ней. Поэтому старались узнать, не предстоят ли такие одновременные роды и принять посильные меры. Как установила Т. 3. Бесаева, в этих случаях в разных местностях совершались не одинаковые, но по сути дела сходные обряды. Скажем, роженицы встречались за столом и ели из общей чашки, произнося ритуальную формулу: «Пусть грудь будет пополам, чтобы у тебя не было недостатка и у меня не было недостатка (молока. – Авт.)». Или встречались на дороге и, обсыпая друг друга солодом, говорили: «Твою грудь – тебе, мою грудь – мне, никаких претензий ко мне больше не предъявляй». А то обсыпали друг друга солодом и обливали водой у реки со словами: «Пусть никто из нас не помешает друг другу».Дня через три-четыре после рождения ребенка устраивался обряд его укладывания в колыбель – «авдæнбæттæн». Это был в то же время обряд приобщения новорожденного к семье, отдачи его под покровительство божества надочажной цепи Сафа. Ребенка приносили к домашнему очагу, сюда же доставляли колыбель со всеми ее при надлежностями, а также араку и три лепешки для Сафа. Свекровь роженицы или какая-нибудь уважаемая многодетная женщина укладывала ребенка в колыбель и отдавала его под опеку Сафа, Нечто вроде этого обряда не раз воспроизводилось и в дальнейшем. Как писал В. Ф. Миллер, «в очень еще недавнее время осетины, укладывая своих детей, поручали их покровительству Сафа. Поглаживая голову ребенка и обводя цепь у очага, они произносили слова: «Сафа, помилуй моих бедных детей, укрепи их жизнь твердой силой, навсегда храни их от нечистых и злых сил». Но и помимо культа Сафа с укладыванием в колыбель (да и вообще с колыбелью) было связано немало поверий. Перед тем как положить в колыбель ребенка, туда клали оберег – нож. В Дигорском ущелье туда с той же целью ненадолго помещали кошку, считая, что ее живучесть передается ребенку. Считалось недопустимым качать пустую колыбель, переносить ребенка через ее перекладину и т. д. и т. п.Приблизительно одновременно с укладыванием ребенка в колыбель роженица совершала обряд поклонения Мады Майрæм. Обычно он приурочивался к пятнице и совершался с наступлением темноты. Молодая мать брала с собой ритуальные пироги и в сопровождении повитухи шла к святилищу. Существовали различные вариации молитв и жертвоприношений, но, как правило, обряд включал в себя благодарность за рождение мальчика или просьбу послать мальчика в следующий раз, а также просьбу об обильном грудном молоке для кормления ребенка.В день укладывания ребенка в колыбель или неделю-другую спустя совершался обряд наречения имени – «номæвæрæн», сопровождавшийся пиршеством – «ном-æвæрæны куывд».Наречению имени придавалось очень большое значение, т. к. считалось, что то или иное имя может оказать свое влияние на жизнь человека. Соответственно преимущественное право наречь имя принадлежало уважаемым людям. Существует даже особый термин для нарекшего имя – «номæвæрæг» («имя дающий»), у южных осетин и осетин Алагирского ущелья вытесненный грузинским словом «натлиа» («ум»). «Номæвæрæгом» мог быть родственник, сосед или другой односельчанин; обычно он давал ребенку свое имя и, чтобы закрепить это, дарил ему кусок ткани на рубашку. Позднее право наречь имя стало приобретаться путем жеребьевки: «ном-æвæрæгом» становился человек, вытащивший из шапки определенную палочку или поставивший альчик в определенное положение. Еще позднее, с распространением грамотности, родители стали сами выбирать имя из списка, составленного разными людьми, и тот, кто вписал в список выбранное имя, становился «номæвæ-рæгом». Принятые у осетин имена могут быть разделены на несколько групп. Первая и, вероятно, древнейшая из них – имена магические, дошедшие со времени язычества Многие из них основаны на вере в имитативную (подражательную) магию: скажем, если ребенка назвать Цæра («Живи»), то о будет жить, если назвать Фидар («Крепкий»), то он будет крепким. Другие имена этого типа – обманные, основанные на вере в то, что ребенок, названный Хъæвдын («Щенок») или Хъæндил («Жук») вообще не будет замечен злыми духами. Сюда примыкают древние имена героев нартского эпоса – Урызмаг, Сослан, Батрадз, Дзерасса и такие топонимические имена, как Эльбрус или Казбек. Принятие осетинами одной из двух мировых религий отложило пласты христианских и мусульманских имен: с одной стороны Геор, Илас, Микъала и т. д., с другой – Ибрагим, Магомет, Хасан и т. п. Большое значение придавалось таким обрядам, как первые постриги, «развязывание» языка и ног, гадание о будущих склонностях ребенка.Осетины старались снять ребенку первые волосы («æвгъæды дзыккутæ») как можно раньше, т. к. считали, что они предрасполагают к «сглазу». Остриженные волосы не выбрасывали, а держали в колыбели. Волосы девочки иногда бросали в быструю реку, чтобы по принципу магии уподобления они росли быстрее. Если ребенок долго не начинал говорить, то его относили в хлев, ставили в стойло для скота и легонько били, приговаривая: «Коли ты животное – замычи, коли человек – заговори». Если он долго не начинал ходить, то между ног у него продевали колобок, который затем разламывали и отдавали собакам (опять магия уподобления). Совершались и своего рода профилактические обряды. Так, например, когда ребенку исполнялось месяцев шесть-семь, мать и повитуха относили его к святилищу Мады Майрæм и трижды слегка катали на полотенце. Считалось, что после этого ребенок станет спокойнее, здоровее, жизнеспособнее.Для годовалого ребенка устраивали «афæдзы куывд» – празднество с гаданием о его будущих склонностях. Готовили угощение и звали родственников и соседей. Ребенка сажали на пол, а вокруг раскладывали для мальчика – оружие, различные инструменты, иногда книгу, для девочки – кухонную утварь, рукоделия и т. п. По тому, к чему ребенок тянулся, судили о его будущих склонностях и молились, чтобы его выбор оказался удачным.

Наряду со всеми этими древними, восходящими к языческим временам детскими обрядами существовали и обряды, предписанные и официальными религиями осетин – христианством и мусульманством. Как известно, у христиан таким обрядом является крещение, у мусульман – обрезание («суннет»). Еще в середине XIX века осетины, оставаясь относительно равнодушными к официальным религиям, в основном избегали предписанных ими обрядов. Однако во второй половине XIX века деятельность христианского духовенства привела к тому, что к крещению стали обращаться чаще и охотнее. Ребенка крестили в возрасте от трех дней до полугода, затем это стали делать обычно на шестой день. Там, где имелась церковь, крестили в церкви, в других селениях – дома.

ИА ОСинформ

Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.

Комментарии (1)