На перекрестках судьбы: Россия –Южная Осетия – Грузия
5 августа 2018 Аналитика [версия для печати] [читать комментарии] [размер шрифта: a- | А+] [1271 просмотр]
26 августа исполняется 10 лет со дня признания Россией независимости Республики Южная Осетия. То, что для большинства государств является простым свидетельством дипломатического протокола, для нашей страны стало фактом закрепления окончательного размежевания с грузинским государством. С этого дня достоянием истории стали вековые попытки грузинских правителей лишить южных осетин воли и земли предков.
В нашем ретроспективном обзоре мы попытаемся проследить далекое и близкое прошлое юга Осетии в русле исторических процессов, которые происходили на Кавказе со времен седой старины до наших дней.
По инициативе всесильного А.Аракчеева фактически было нивелировано решение, принятое ранее императором Александром Iо выводе горцев Южной Осетии из сферы притязания грузинских князей. Теперь перед южными осетинами снова замаячила зловещая тень Эристави. Содействие намерениям грузинской знати было возложено на нового главнокомандующего на Кавказе генерала А.Ермолова. Российские власти, избравшие местом своего пребывания Тифлис, ежедневно испытывали напористое давление со стороны феодальных сил, вовлеченных в жесткую борьбу за собственность. Грузинская знать, по сути, ставила перед российской администрацией вопрос о новом распределении феодальных владений и всеобщем охвате грузинских и осетинских сел помещичьим господством. В этой непростой ситуации новому главнокомандующему приходилось рассматривать вопросы о феодальных правах не только князей Эристави, но и не в меру большого отряда претендентов на статус князя или помещика.
Осенью 1816 года Ермолов провел в Тифлисе собрание Верховного правительства Грузии и членов Синодальной конторы. На нем присутствовал также архиепископ Досифей. Понятно, что вопрос о Южной Осетии обсуждался с грузинской знатью, что же до осетинской стороны, то с ней не принято было считаться. Поэтому на собрании Ермолов находил полное понимание со стороны знати, однако ему приходилось все же вести полемику с архиепископом Досифеем, настаивавшим на лишении феодальных прав в Южной Осетии не только князей Эристави, но и другой родовой группы грузинских князей Мачабели. При этом архиепископ более не ссылался на независимость Южной Осетии от грузинских князей. Теперь основным аргументом, приводившимся Досифеем при требовании лишить князей Эристави и Мачабели феодальных прав в Южной Осетии, являлся религиозный – архиепископ утверждал, что жестокая эксплуатация и частые недозволенные насилия князей «отвращают» осетин от христианства, срывают деятельность Осетинской духовной комиссии.
Развивая эту мысль, Досифей указывал на то, что восстановление прав князей Эристави вызывает у осетин страх, они считают, что каждый, кто примет христианство, обязательно будет отдан феодалу. И настаивал на том, чтобы исполнить императорский рескрипт, лишив грузинских князей владельческих прав в Южной Осетии. В связи с этим Досифей поднял также вопрос о денежном вознаграждении, чтобы его размер был увеличен до такой суммы, на которую бы согласились князья. Наконец, архиепископ приводил конкретные факты насилия, которые позволяли себе Эристави в Южной Осетии, в частности – практику продажи осетин в Турцию и Персию.
Понятно, что Досифей больше беспокоился об осетинах как о своей перспективной пастве, которая была ему нужна как основа для деятельности, созданной в это время Осетинской духовной комиссии. Менее всего он заботился о независимости народа. Об этом, кстати, свидетельствует тот факт, что когда Досифей понял, что феодальная власть в Южной Осетии снова будет восстановлена, он попросил А.Ермолова выделить ему «осетинские селения для своих родственников-князей».
Едва ли стоило сомневаться, что новые решения российской администрации будут встречены с энтузиазмом населением края. Это понимали и грузинские князья, надеявшиеся с помощью русского оружия утвердить свое господство в Южной Осетии. И надежды эти вскоре оправдались
В Южную Осетию было решено направить карательный отряд, прежде всего, в нагорную полосу, где традиционно находились центры народного сопротивления. Возглавил отряд Георгий Эристави, удостоенный российским командованием звания генерала. В составе его отряда находилась одна рота Херсонского гренадерского полка с одним легким орудием и более тысячи грузинских всадников из Карталинии.
Поскольку Южная Осетия, не признававшая феодального господства грузинских князей, рассматривалась как «непокорная», то в задачу отряда входило «приведение осетин в подданство». Генерал Эристави понимал это как «наказание южных осетин с целью усмирения». Отряд выступил в конце сентября 1817 года в Дзимырское ущелье, далее предполагалось через Гнухский перевал войти в район Урс-Туалта. Однако в районе Кельского озера, полк был неожиданно настигнут снежной бурей. Отряд понес немалые жертвы, и князь Эристави с остатками спасшихся людей, был вынужден, без боевого снаряжения, покинуть Южную Осетию.
Неудачу похода в Петербурге расценивали как катастрофу, и главнокомандующему пришлось дать объяснения по поводу случившегося. Экспедиция, являвшаяся результатом инициатив князя Эристави, своими неожиданными последствиями была поставлена в вину Ермолову. Амбициозный генерал, приехавший на Кавказ за боевой славой, был немало уязвлен тем, что первое при нем военное предприятие, в сущности ему не принадлежавшее, своей громкой неудачей повисло на нем. Но, судя по последующим событиям, злость генерала Ермолова направлялась не в сторону главного виновника катастрофы – князя Эристави, а в сторону осетин, непокорных «своим помещикам».
Эта неудача на короткое время оградила южных осетин от опасности вооруженного вторжения. Тем не менее, грузинские князья не собирались отступать. Вскоре им удалось склонить на стороны своих амбиций представителя российской администрации в г.Гори капитана Титова. Этот окружной начальник решил самостоятельно проводить в жизнь устремления князей Эристави и Мачабели.
В феврале 1821 года во главе роты Херсонского гренадерского полка, в которую входило 200 военных, окружной начальник «прошел» по Меджудскому и Мало-Лиахвскому ущельям: «отобрал у жителей Южной Осетии имущество и скота ценой в 4 000 рублей серебром, ячменя 1 600 пудов… арестовал много крестьян, чтобы поселить в народах осетинских на будущее время более страха». После этого он направил свой отряд к ущелью реки Большая Лиахва, однако на этот раз его войска встретили упорное сопротивление со стороны местного населения. В регионе снова начинается затяжное военное противостояние.
Масштабность карательных мер, предпринятых российско-грузинскими войсками, можно было представить по политической реакции, вызвавшей события весны 1821 года во всей Осетии. Не только представители российских властей, но даже духовные лица не допускались в осетинские села. Осетины отказывались от христианства, «позволявшего» насильникам убивать невинных людей.
Несмотря на откровенную поддержку намерения грузинских князей российской администрацией, осетины не оставляли надежд на перемены.Многочисленные обращения осетин к российским властям об учреждении судопроизводства, других административных учреждений и относительно поселения на государственной земле явно подчеркивали, что население Южной Осетии осознает себя подданными России и не нуждается в «покорении» и «приведении в подданство».
В представительстве российской администрации, без сомнения, были и люди, обладающие трезвым взглядом на происходящие события. Например, генерал Р.И.Ховен, которого отличали прямота характера и стремление к разумным и взвешенным решениям. Он всеми силами стремился ограничить попытки вовлечения российских военных сил в утверждении власти грузинской знати в Южной Осетии. Но был связан по рукам волей Петербурга. Российские власти в поисках политической опоры думали заполучить поддержку у грузинской знати и тем самым создать в Грузии социальную базу для самодержавной власти, какая существовала в самой России.
Тот же генерал Ермолов твердо придерживался мнения, что в Закавказье политической опорой России могут являться только грузинские феодалы, получавшие от официальных властей наибольшие привилегии. За время нахождения в Тифлисе его достаточно прочно убедили в том, что горцы «разбойны», совершают «набеги», «убивают» и «воруют», и лишь грузинская аристократия способна представлять «кавказскую цивилизацию». Следуя этой политической установке, Ермолов отдал окружным начальникам Тифлисской губернии распоряжение признать за ними «бесспорное их владение состоящих у них крестьян и взысканий с них подати», чтобы во всем этом грузинские князья-тавады «не ограничивали бы права свои».
Эту политику можно было бы оправдать в связи с начавшейся русско-иранской войной. Российские власти надеялись на лояльность грузинской стороны. Но то были иллюзии. Впрочем, как и всегда. Грузинская знать, по-прежнему, проводила свою хитрую политику, сколько бы российские власти не потакали ее интересам. Так, во время вооруженных конфликтов России с Турцией и Ираном грузинские князья-тавады находились в тайной переписке с Стамбулом и Тегераном. В 1826 году на ирано-турецких переговорах дело дошло до того, что грузинский царевич Константин, живший в эмиграции настаивал, чтобы Турция провозгласила его «императором» Грузии и письменно это подтвердила. Желание стать «императором» являлось следствием не политической слепоты, которой отличались грузинские эмигранты в Турции и Иране, оно родилось среди грузинской знати благодаря России, в начале XIX века создавшей из двух небольших и разоренных княжеств единую страну и давшей ей название «Грузия».
В противовес двуличной грузинской элите осетины, как и другие горцы Кавказа, выказывали поддержку России. Хотя именно у них на это было менее всего оснований. В самый разгар ирано-русской войны генерал Ермолов более пяти лет державший осетин в жесткой блокаде, произнес одну из своих самых метких фраз: «Десять лет я пытался понять горцев, но так и не смог их постичь». Слова были произнесены, когда горцы, которых Ермолов называл «мошенниками», стали обращаться к главнокомандующему с просьбой отправить их на войну с Ираном, чтобы защищать Россию. Добровольный набор иррегулярных войск длягорцев юга Осетии обычно проходил на поле, где ныне находится городской стадион Цхинвала. Сотни всадников со своим оружием, лошадьми и экипировкой отправлялись на войну в составе российской армии. И порой случались парадоксы: в атаке оказывались осетины и русские, которые еще несколько лет назад могли стрелять друг в друга во время очередной военной экспедиции в горы Осетии.
При этом, главнокомандующий Ермолов не мог не обратить внимания на два странных явления этой реальности: разоренные карательными экспедициями горцы просились на войну с Ираном, а грузинские тавады, пользовавшиеся милостями России, суетились и вместе с эмигрантскими царевичами готовились к новым политическим играм, напоминавшим банальное гадание на ромашке, в котором вновь выяснялось – Россия или Персия, Россия или Турция.
Подготовил С.Остаев
(продолжение в следующем номере)
В нашем ретроспективном обзоре мы попытаемся проследить далекое и близкое прошлое юга Осетии в русле исторических процессов, которые происходили на Кавказе со времен седой старины до наших дней.
По инициативе всесильного А.Аракчеева фактически было нивелировано решение, принятое ранее императором Александром Iо выводе горцев Южной Осетии из сферы притязания грузинских князей. Теперь перед южными осетинами снова замаячила зловещая тень Эристави. Содействие намерениям грузинской знати было возложено на нового главнокомандующего на Кавказе генерала А.Ермолова. Российские власти, избравшие местом своего пребывания Тифлис, ежедневно испытывали напористое давление со стороны феодальных сил, вовлеченных в жесткую борьбу за собственность. Грузинская знать, по сути, ставила перед российской администрацией вопрос о новом распределении феодальных владений и всеобщем охвате грузинских и осетинских сел помещичьим господством. В этой непростой ситуации новому главнокомандующему приходилось рассматривать вопросы о феодальных правах не только князей Эристави, но и не в меру большого отряда претендентов на статус князя или помещика.
Осенью 1816 года Ермолов провел в Тифлисе собрание Верховного правительства Грузии и членов Синодальной конторы. На нем присутствовал также архиепископ Досифей. Понятно, что вопрос о Южной Осетии обсуждался с грузинской знатью, что же до осетинской стороны, то с ней не принято было считаться. Поэтому на собрании Ермолов находил полное понимание со стороны знати, однако ему приходилось все же вести полемику с архиепископом Досифеем, настаивавшим на лишении феодальных прав в Южной Осетии не только князей Эристави, но и другой родовой группы грузинских князей Мачабели. При этом архиепископ более не ссылался на независимость Южной Осетии от грузинских князей. Теперь основным аргументом, приводившимся Досифеем при требовании лишить князей Эристави и Мачабели феодальных прав в Южной Осетии, являлся религиозный – архиепископ утверждал, что жестокая эксплуатация и частые недозволенные насилия князей «отвращают» осетин от христианства, срывают деятельность Осетинской духовной комиссии.
Развивая эту мысль, Досифей указывал на то, что восстановление прав князей Эристави вызывает у осетин страх, они считают, что каждый, кто примет христианство, обязательно будет отдан феодалу. И настаивал на том, чтобы исполнить императорский рескрипт, лишив грузинских князей владельческих прав в Южной Осетии. В связи с этим Досифей поднял также вопрос о денежном вознаграждении, чтобы его размер был увеличен до такой суммы, на которую бы согласились князья. Наконец, архиепископ приводил конкретные факты насилия, которые позволяли себе Эристави в Южной Осетии, в частности – практику продажи осетин в Турцию и Персию.
Понятно, что Досифей больше беспокоился об осетинах как о своей перспективной пастве, которая была ему нужна как основа для деятельности, созданной в это время Осетинской духовной комиссии. Менее всего он заботился о независимости народа. Об этом, кстати, свидетельствует тот факт, что когда Досифей понял, что феодальная власть в Южной Осетии снова будет восстановлена, он попросил А.Ермолова выделить ему «осетинские селения для своих родственников-князей».
Едва ли стоило сомневаться, что новые решения российской администрации будут встречены с энтузиазмом населением края. Это понимали и грузинские князья, надеявшиеся с помощью русского оружия утвердить свое господство в Южной Осетии. И надежды эти вскоре оправдались
В Южную Осетию было решено направить карательный отряд, прежде всего, в нагорную полосу, где традиционно находились центры народного сопротивления. Возглавил отряд Георгий Эристави, удостоенный российским командованием звания генерала. В составе его отряда находилась одна рота Херсонского гренадерского полка с одним легким орудием и более тысячи грузинских всадников из Карталинии.
Поскольку Южная Осетия, не признававшая феодального господства грузинских князей, рассматривалась как «непокорная», то в задачу отряда входило «приведение осетин в подданство». Генерал Эристави понимал это как «наказание южных осетин с целью усмирения». Отряд выступил в конце сентября 1817 года в Дзимырское ущелье, далее предполагалось через Гнухский перевал войти в район Урс-Туалта. Однако в районе Кельского озера, полк был неожиданно настигнут снежной бурей. Отряд понес немалые жертвы, и князь Эристави с остатками спасшихся людей, был вынужден, без боевого снаряжения, покинуть Южную Осетию.
Неудачу похода в Петербурге расценивали как катастрофу, и главнокомандующему пришлось дать объяснения по поводу случившегося. Экспедиция, являвшаяся результатом инициатив князя Эристави, своими неожиданными последствиями была поставлена в вину Ермолову. Амбициозный генерал, приехавший на Кавказ за боевой славой, был немало уязвлен тем, что первое при нем военное предприятие, в сущности ему не принадлежавшее, своей громкой неудачей повисло на нем. Но, судя по последующим событиям, злость генерала Ермолова направлялась не в сторону главного виновника катастрофы – князя Эристави, а в сторону осетин, непокорных «своим помещикам».
Эта неудача на короткое время оградила южных осетин от опасности вооруженного вторжения. Тем не менее, грузинские князья не собирались отступать. Вскоре им удалось склонить на стороны своих амбиций представителя российской администрации в г.Гори капитана Титова. Этот окружной начальник решил самостоятельно проводить в жизнь устремления князей Эристави и Мачабели.
В феврале 1821 года во главе роты Херсонского гренадерского полка, в которую входило 200 военных, окружной начальник «прошел» по Меджудскому и Мало-Лиахвскому ущельям: «отобрал у жителей Южной Осетии имущество и скота ценой в 4 000 рублей серебром, ячменя 1 600 пудов… арестовал много крестьян, чтобы поселить в народах осетинских на будущее время более страха». После этого он направил свой отряд к ущелью реки Большая Лиахва, однако на этот раз его войска встретили упорное сопротивление со стороны местного населения. В регионе снова начинается затяжное военное противостояние.
Масштабность карательных мер, предпринятых российско-грузинскими войсками, можно было представить по политической реакции, вызвавшей события весны 1821 года во всей Осетии. Не только представители российских властей, но даже духовные лица не допускались в осетинские села. Осетины отказывались от христианства, «позволявшего» насильникам убивать невинных людей.
Несмотря на откровенную поддержку намерения грузинских князей российской администрацией, осетины не оставляли надежд на перемены.Многочисленные обращения осетин к российским властям об учреждении судопроизводства, других административных учреждений и относительно поселения на государственной земле явно подчеркивали, что население Южной Осетии осознает себя подданными России и не нуждается в «покорении» и «приведении в подданство».
В представительстве российской администрации, без сомнения, были и люди, обладающие трезвым взглядом на происходящие события. Например, генерал Р.И.Ховен, которого отличали прямота характера и стремление к разумным и взвешенным решениям. Он всеми силами стремился ограничить попытки вовлечения российских военных сил в утверждении власти грузинской знати в Южной Осетии. Но был связан по рукам волей Петербурга. Российские власти в поисках политической опоры думали заполучить поддержку у грузинской знати и тем самым создать в Грузии социальную базу для самодержавной власти, какая существовала в самой России.
Тот же генерал Ермолов твердо придерживался мнения, что в Закавказье политической опорой России могут являться только грузинские феодалы, получавшие от официальных властей наибольшие привилегии. За время нахождения в Тифлисе его достаточно прочно убедили в том, что горцы «разбойны», совершают «набеги», «убивают» и «воруют», и лишь грузинская аристократия способна представлять «кавказскую цивилизацию». Следуя этой политической установке, Ермолов отдал окружным начальникам Тифлисской губернии распоряжение признать за ними «бесспорное их владение состоящих у них крестьян и взысканий с них подати», чтобы во всем этом грузинские князья-тавады «не ограничивали бы права свои».
Эту политику можно было бы оправдать в связи с начавшейся русско-иранской войной. Российские власти надеялись на лояльность грузинской стороны. Но то были иллюзии. Впрочем, как и всегда. Грузинская знать, по-прежнему, проводила свою хитрую политику, сколько бы российские власти не потакали ее интересам. Так, во время вооруженных конфликтов России с Турцией и Ираном грузинские князья-тавады находились в тайной переписке с Стамбулом и Тегераном. В 1826 году на ирано-турецких переговорах дело дошло до того, что грузинский царевич Константин, живший в эмиграции настаивал, чтобы Турция провозгласила его «императором» Грузии и письменно это подтвердила. Желание стать «императором» являлось следствием не политической слепоты, которой отличались грузинские эмигранты в Турции и Иране, оно родилось среди грузинской знати благодаря России, в начале XIX века создавшей из двух небольших и разоренных княжеств единую страну и давшей ей название «Грузия».
В противовес двуличной грузинской элите осетины, как и другие горцы Кавказа, выказывали поддержку России. Хотя именно у них на это было менее всего оснований. В самый разгар ирано-русской войны генерал Ермолов более пяти лет державший осетин в жесткой блокаде, произнес одну из своих самых метких фраз: «Десять лет я пытался понять горцев, но так и не смог их постичь». Слова были произнесены, когда горцы, которых Ермолов называл «мошенниками», стали обращаться к главнокомандующему с просьбой отправить их на войну с Ираном, чтобы защищать Россию. Добровольный набор иррегулярных войск длягорцев юга Осетии обычно проходил на поле, где ныне находится городской стадион Цхинвала. Сотни всадников со своим оружием, лошадьми и экипировкой отправлялись на войну в составе российской армии. И порой случались парадоксы: в атаке оказывались осетины и русские, которые еще несколько лет назад могли стрелять друг в друга во время очередной военной экспедиции в горы Осетии.
При этом, главнокомандующий Ермолов не мог не обратить внимания на два странных явления этой реальности: разоренные карательными экспедициями горцы просились на войну с Ираном, а грузинские тавады, пользовавшиеся милостями России, суетились и вместе с эмигрантскими царевичами готовились к новым политическим играм, напоминавшим банальное гадание на ромашке, в котором вновь выяснялось – Россия или Персия, Россия или Турция.
Подготовил С.Остаев
(продолжение в следующем номере)
Источник - Газета Республика.
Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
Комментарии (0)
-
-
0 / 0
-
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
Нашли ошибку?