Цхинвал выстоял: как жить дальше?
31 августа 2008 История [версия для печати] [читать комментарии] [размер шрифта: a- | А+] [4058 просмотров]
А вот и Рокский тоннель. Машины двигаются в кромешной тьме. Фары включены, но, тем не менее, видимость практически нулевая. С нависающего скалистого потолка на крышу нашей “Волги” то и дело падают тяжелые капли, которые, разбившись о металлическую поверхность, разлетаются во все стороны. Кажется, мы едем вечность по тоннелю. Периодически приходится останавливаться, чтобы не натолкнуться на застывшую впереди машину, хотя надписи и предупреждают, что останавливаться здесь запрещено.
Наконец, долгожданный свет в конце тоннеля. Мы вырываемся на свежий воздух и оказываемся по ту сторону хребта. Минуем селение Рук и по серпантину дороги мчимся в сторону Джавы. Вот она, Южная Осетия! Напомним, что грузинские власти и раньше применяли здесь против непокорных осетин военную силу. В 20-х годах, когда в Грузии установилась меньшевистская власть, правительство Ноя Жордании провело несколько карательных экспедиций, чтобы очистить территорию страны от осетин. В памяти народа — ненавистный Валико Джугели, который со своими приспешниками сжёг и уничтожил десятки югоосетинских деревень и сёл. Не щадили ни детей, ни стариков, ни женщин.
Множество беженцев погибли тогда, как известно, от голода, холода и невыносимых условий.
Конец истреблению осетин положили большевики. Части 11-й армии во главе с Серго Орджоникидзе и Сергеем Кировым свергли меньшевистское правительство и установили в Грузии Советскую власть.
— Мне скоро исполнится 95 лет,— рассказывал Коста Плиев, ныне житель Северной Осетии, а в детстве обитавший в том самом горном селении Рук.— На всю жизнь запомнил, как мимо нашего дома по заснеженным тропам двигались вереницы изможденных, голодных, полных отчаяния людей. Тогда погибли от рук грузинских палачей не меньше пяти тысяч мирных жителей. Еще больше людей умерло от болезней, холода и голода.
Не хочу думать,— продолжал Коста,— что все грузины — наши враги. Их в Северной Осетии проживает не меньше 25 тысяч. Здесь между нами никогда не было распрей. Но Саакашвили не думал ни о них, ни о сотнях тысяч грузин, проживающих в России, которые в какой-то мере становились заложниками его человеконенавистнической политики. Не подумал и о матерях, близких родственниках тех солдат, которых он посылал на верную гибель. Этот выродок, как и его предшественники Жордания и Джугели, навечно вписал свое имя в один ряд с самыми грязными палачами прошлого и настоящего. В Священном писании сказано: посеявший ветер — пожнет бурю. Вот это и приключилось с Грузией.
Моя внучка живет и работает в Германии. Так вот она сообщила по телефону, что немцы уверены, что Россия первая напала на Грузию. Меня просто трясет, когда я слышу подобные высказывания. Немцы ведь хорошо помнят, кто развязал войну в 1941 году против СССР. Последующие поколения нашли в себе мужество признать ту роковую ошибку, когда они считали себя высшей расой, а остальных — мусором. И не только признали, но и попросили прощение у невинно пострадавших. Но найдет ли в себе мужество грузинский народ признать факты геноцида по отношению к осетинскому народу и попросить у него прощения? Кстати, умение признавать свои ошибки — один из признаков цивилизованности и высокой культуры нации.
…Там, где начинается грузинский анклав из четырех сёл, военные перегораживают дорогу. Объясняют, что еще идет зачистка, да и мародеров опасаются. Приходится воспользоваться объездной дорогой на Зар, которую так и не успели заасфальтировать дорожники до начала военных действий. Снова пыль, крутые подъемы и спуски.
Доезжаем до селения. Здесь уже резкая смена обстановки. Следы, оставленные войной, резко бросаются в глаза. На обочине дороги валяются легковые автомобили, без колес и раскуроченные. Одна машина раздавлена в лепешку, видать, тяжелым танком.. Посередине дороги — остовы двух сожженных танков. По всему видно, что они иностранного производства и принадлежали грузинской армии.
Въезжаем в Цхинвал с запада. Везде следы прошедших здесь ожесточенных боев. Вспоминается “Герника” Пикассо. Разрушенные и сожженные “Градом” дома. В двухметровом проеме от грузинского снаряда видны старик и старушка. Они сидят молча на стульях. О чем они думают? О вечности, о том, что прошли тысячелетия, а человече-ство так и не научилось дорожить жизнью, радоваться смеху ребятишек, пению птиц? А может, они думают о близкой зиме, насущном хлебе? Сколько еще осталось им этих зим на их век?..
Машина останавливается у здания парламента республики. Улицы и тротуары в битом стекле. В разбитых окнах от сквозняка колышутся занавеси. Везде люди в камуфляжной форме, с оружием. На бэтээрах развеваются российские флаги.
А вот и знакомый. Это Коста Дзугаев — советник президента. На нем кроссовки, тренинги и синяя майка. Спрашивает, не слишком ли тихо говорит. Это последствия контузии. Дом, где он живет, грузинский снаряд прошил насквозь. Коста в это время находился внутри. Снаряд прошел, как он говорит, в нескольких десятках сантиметров от его головы. Это чудо, что остался жив.
Коста рассказывает о войне буднично. Показывает, откуда шел враг, где его встретили осетинские ополченцы. Он говорит, что когда начался массированный обстрел Цхинвала, то он насчитал около тридцати залпов установок “Град”. Те, кто смог, попрятались по подвалам, но от прямого попадания никакой подвал не спасет.
Едем на улицу Сталина. Здесь также проходили ожесточенные бои. У дома Майрама Бетеева ополченцы подбили грузинский бэтээр. Экипаж из пяти человек рвался в его дом. Но он не открыл ворота. Семья и соседи прятались в его подвале. Они слышали, как грузины кричали: “Оси, вы хотите независимо-сти?! Вот вам, получите!” И забрасывали подвалы гранатами.
Бетеев по профессии врач. В самые трудные минуты он не отходил от операционного стола.
…В Цхинвале — сухая, жаркая погода. Хочется пить. Но в городе нет воды, впрочем, как и электричества. Мы видим, как проводят высоковольтные провода, как слаженно и быстро трудятся рабочие. Со дня на день обещают, что электрики и водопроводчики дадут и то, и другое. Пока же приходится довольствоваться свечами и водой, привезенной в цистернах. Ею оставшиеся жители Цхинвала запасаются впрок.
Навстречу попадается местная телегруппа: из штата в 70 человек осталось семеро. Каждые утро и вечер они выпускают 15-минутные программы новостей. Доезжаем до рынка. Здесь пока никого нет. Зато в аптечном киоске продавец Света Гиголаева убирает с прилавка стекла. “Надо всё восстанавливать,— улыбается она.— Надо учиться жить в мире”.
В сквере памятник всемирно известному лингвисту Васо Абаеву. Его тоже расстреляли агрессоры. Сейчас памятник без головы. Дотла сожжен и Дом-музей ученого. Цхинвальцы рассказывают, что в предыдущую агрессию грузинские захватчики так же расправились с монументом поэту Коста Хетагурову.
Нам советуют съездить на привокзальную площадь. Говорят, туда свозят разбитую грузинскую технику. Но сначала останавливаемся у разрушенного университета. От него остались только голые стены.
— Что они натворили, что они наделали? — сокрушается Людвиг Чибиров, первый президент непризнанной республики.
Когда-то он был здесь ректором. В университете ковали кадры для молодой осетинской республики. Поэтому боль и сожаление, которые испытывает Людвиг Алексеевич, близки и понятны.
Подъезжаем к привокзальной площади. Видно, что враг здесь получил по заслугам. Буквально в каком-то десятке метров замерли два бронированных чудовища. В одном, судя по всему, сдетонировали боеприпасы, и от взрыва башню танка весом в несколько тонн подбросило в воздух. Упала она на козырек многоэтажного дома и, пробив его насквозь, лежит сейчас боком на каменных плитках. Говорят, что этот танк подбил генерал Баранкевич, которого мы несколько минут назад видели в парламенте.
Сейчас начинаешь понимать, почему писатель Эрнест Хемингуэй считал, что те, кто побывал на войне, особые люди. Когда человек ежесекундно смотрит в глаза смерти, он четко начинает отличать подлинное от мнимого. Ну а о тех, кто развязывает губительные для простых людей войны, он писал, если мне не изменяет память, что готов был самолично расстреливать этих нелюдей без всякого сожаления. Сами-то поджигатели войн ох как боятся за себя. В этом смогли убедиться миллионы телезрителей, видя, как грузинский президент спасал свою шкуру от мнимого налета российской авиации.
Вечереет. Но цхинвальский воздух по-прежнему сух и горяч. Мы попросили президента Эдуарда Кокойты, чтобы он распорядился пропустить наш кортеж через грузинские сёла. И вот мы едем через Тамарашени, Кехви, Ачабети... Вместо утомительной и пыльной Зарской “дороги жизни” по асфальтированной трассе мы проскакиваем за считанные минуты. Вновь томительные процедуры проверки документов и багажа на таможне и погранзаставе. Темнеет, становится прохладно. Вдруг над нашими головами раздается сильнейший треск, как залп гаубичной артиллерии. Но это всего лишь раскаты грома. Пошел ливень. Стало легче дышать.
Пётр ПЛИЕВ.
(Спец. корр. “Правды”).
Цхинвал — Владикавказ — Москва.
Наконец, долгожданный свет в конце тоннеля. Мы вырываемся на свежий воздух и оказываемся по ту сторону хребта. Минуем селение Рук и по серпантину дороги мчимся в сторону Джавы. Вот она, Южная Осетия! Напомним, что грузинские власти и раньше применяли здесь против непокорных осетин военную силу. В 20-х годах, когда в Грузии установилась меньшевистская власть, правительство Ноя Жордании провело несколько карательных экспедиций, чтобы очистить территорию страны от осетин. В памяти народа — ненавистный Валико Джугели, который со своими приспешниками сжёг и уничтожил десятки югоосетинских деревень и сёл. Не щадили ни детей, ни стариков, ни женщин.
Множество беженцев погибли тогда, как известно, от голода, холода и невыносимых условий.
Конец истреблению осетин положили большевики. Части 11-й армии во главе с Серго Орджоникидзе и Сергеем Кировым свергли меньшевистское правительство и установили в Грузии Советскую власть.
— Мне скоро исполнится 95 лет,— рассказывал Коста Плиев, ныне житель Северной Осетии, а в детстве обитавший в том самом горном селении Рук.— На всю жизнь запомнил, как мимо нашего дома по заснеженным тропам двигались вереницы изможденных, голодных, полных отчаяния людей. Тогда погибли от рук грузинских палачей не меньше пяти тысяч мирных жителей. Еще больше людей умерло от болезней, холода и голода.
Не хочу думать,— продолжал Коста,— что все грузины — наши враги. Их в Северной Осетии проживает не меньше 25 тысяч. Здесь между нами никогда не было распрей. Но Саакашвили не думал ни о них, ни о сотнях тысяч грузин, проживающих в России, которые в какой-то мере становились заложниками его человеконенавистнической политики. Не подумал и о матерях, близких родственниках тех солдат, которых он посылал на верную гибель. Этот выродок, как и его предшественники Жордания и Джугели, навечно вписал свое имя в один ряд с самыми грязными палачами прошлого и настоящего. В Священном писании сказано: посеявший ветер — пожнет бурю. Вот это и приключилось с Грузией.
Моя внучка живет и работает в Германии. Так вот она сообщила по телефону, что немцы уверены, что Россия первая напала на Грузию. Меня просто трясет, когда я слышу подобные высказывания. Немцы ведь хорошо помнят, кто развязал войну в 1941 году против СССР. Последующие поколения нашли в себе мужество признать ту роковую ошибку, когда они считали себя высшей расой, а остальных — мусором. И не только признали, но и попросили прощение у невинно пострадавших. Но найдет ли в себе мужество грузинский народ признать факты геноцида по отношению к осетинскому народу и попросить у него прощения? Кстати, умение признавать свои ошибки — один из признаков цивилизованности и высокой культуры нации.
…Там, где начинается грузинский анклав из четырех сёл, военные перегораживают дорогу. Объясняют, что еще идет зачистка, да и мародеров опасаются. Приходится воспользоваться объездной дорогой на Зар, которую так и не успели заасфальтировать дорожники до начала военных действий. Снова пыль, крутые подъемы и спуски.
Доезжаем до селения. Здесь уже резкая смена обстановки. Следы, оставленные войной, резко бросаются в глаза. На обочине дороги валяются легковые автомобили, без колес и раскуроченные. Одна машина раздавлена в лепешку, видать, тяжелым танком.. Посередине дороги — остовы двух сожженных танков. По всему видно, что они иностранного производства и принадлежали грузинской армии.
Въезжаем в Цхинвал с запада. Везде следы прошедших здесь ожесточенных боев. Вспоминается “Герника” Пикассо. Разрушенные и сожженные “Градом” дома. В двухметровом проеме от грузинского снаряда видны старик и старушка. Они сидят молча на стульях. О чем они думают? О вечности, о том, что прошли тысячелетия, а человече-ство так и не научилось дорожить жизнью, радоваться смеху ребятишек, пению птиц? А может, они думают о близкой зиме, насущном хлебе? Сколько еще осталось им этих зим на их век?..
Машина останавливается у здания парламента республики. Улицы и тротуары в битом стекле. В разбитых окнах от сквозняка колышутся занавеси. Везде люди в камуфляжной форме, с оружием. На бэтээрах развеваются российские флаги.
А вот и знакомый. Это Коста Дзугаев — советник президента. На нем кроссовки, тренинги и синяя майка. Спрашивает, не слишком ли тихо говорит. Это последствия контузии. Дом, где он живет, грузинский снаряд прошил насквозь. Коста в это время находился внутри. Снаряд прошел, как он говорит, в нескольких десятках сантиметров от его головы. Это чудо, что остался жив.
Коста рассказывает о войне буднично. Показывает, откуда шел враг, где его встретили осетинские ополченцы. Он говорит, что когда начался массированный обстрел Цхинвала, то он насчитал около тридцати залпов установок “Град”. Те, кто смог, попрятались по подвалам, но от прямого попадания никакой подвал не спасет.
Едем на улицу Сталина. Здесь также проходили ожесточенные бои. У дома Майрама Бетеева ополченцы подбили грузинский бэтээр. Экипаж из пяти человек рвался в его дом. Но он не открыл ворота. Семья и соседи прятались в его подвале. Они слышали, как грузины кричали: “Оси, вы хотите независимо-сти?! Вот вам, получите!” И забрасывали подвалы гранатами.
Бетеев по профессии врач. В самые трудные минуты он не отходил от операционного стола.
…В Цхинвале — сухая, жаркая погода. Хочется пить. Но в городе нет воды, впрочем, как и электричества. Мы видим, как проводят высоковольтные провода, как слаженно и быстро трудятся рабочие. Со дня на день обещают, что электрики и водопроводчики дадут и то, и другое. Пока же приходится довольствоваться свечами и водой, привезенной в цистернах. Ею оставшиеся жители Цхинвала запасаются впрок.
Навстречу попадается местная телегруппа: из штата в 70 человек осталось семеро. Каждые утро и вечер они выпускают 15-минутные программы новостей. Доезжаем до рынка. Здесь пока никого нет. Зато в аптечном киоске продавец Света Гиголаева убирает с прилавка стекла. “Надо всё восстанавливать,— улыбается она.— Надо учиться жить в мире”.
В сквере памятник всемирно известному лингвисту Васо Абаеву. Его тоже расстреляли агрессоры. Сейчас памятник без головы. Дотла сожжен и Дом-музей ученого. Цхинвальцы рассказывают, что в предыдущую агрессию грузинские захватчики так же расправились с монументом поэту Коста Хетагурову.
Нам советуют съездить на привокзальную площадь. Говорят, туда свозят разбитую грузинскую технику. Но сначала останавливаемся у разрушенного университета. От него остались только голые стены.
— Что они натворили, что они наделали? — сокрушается Людвиг Чибиров, первый президент непризнанной республики.
Когда-то он был здесь ректором. В университете ковали кадры для молодой осетинской республики. Поэтому боль и сожаление, которые испытывает Людвиг Алексеевич, близки и понятны.
Подъезжаем к привокзальной площади. Видно, что враг здесь получил по заслугам. Буквально в каком-то десятке метров замерли два бронированных чудовища. В одном, судя по всему, сдетонировали боеприпасы, и от взрыва башню танка весом в несколько тонн подбросило в воздух. Упала она на козырек многоэтажного дома и, пробив его насквозь, лежит сейчас боком на каменных плитках. Говорят, что этот танк подбил генерал Баранкевич, которого мы несколько минут назад видели в парламенте.
Сейчас начинаешь понимать, почему писатель Эрнест Хемингуэй считал, что те, кто побывал на войне, особые люди. Когда человек ежесекундно смотрит в глаза смерти, он четко начинает отличать подлинное от мнимого. Ну а о тех, кто развязывает губительные для простых людей войны, он писал, если мне не изменяет память, что готов был самолично расстреливать этих нелюдей без всякого сожаления. Сами-то поджигатели войн ох как боятся за себя. В этом смогли убедиться миллионы телезрителей, видя, как грузинский президент спасал свою шкуру от мнимого налета российской авиации.
Вечереет. Но цхинвальский воздух по-прежнему сух и горяч. Мы попросили президента Эдуарда Кокойты, чтобы он распорядился пропустить наш кортеж через грузинские сёла. И вот мы едем через Тамарашени, Кехви, Ачабети... Вместо утомительной и пыльной Зарской “дороги жизни” по асфальтированной трассе мы проскакиваем за считанные минуты. Вновь томительные процедуры проверки документов и багажа на таможне и погранзаставе. Темнеет, становится прохладно. Вдруг над нашими головами раздается сильнейший треск, как залп гаубичной артиллерии. Но это всего лишь раскаты грома. Пошел ливень. Стало легче дышать.
Пётр ПЛИЕВ.
(Спец. корр. “Правды”).
Цхинвал — Владикавказ — Москва.
Источник - ИА ОСинформ.
Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
Комментарии (3)
-
-
0 / 0
-
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
Нашли ошибку?