Башня строилась в самом удобном в стратегическом отношении месте, с учетом безопасности в зимнее время от лавин и, конечно, подальше от возможных оползневых и селевых участков. Башни одного, а то и нескольких ущелий оказывались визуально связанными. При благоприятных и дружественных отношениях между собой обитатели башен в моменты общей опасности могли передавать огнем (ночью) или дымом (днем) сигналы друг другу – вверх по ущелью, или вниз, в зависимости от нужды или направления действий потенциального противника. Как  правило, башни могли строить не все роды и фамилии. Самостоятельность и общественный вес того или иного осетинского рода измерялись наличием родовой башни, мельницы и родового склепа. Не случайно в первом ряду престижных объектов поставлена башня. Одним из первых вопросов, задаваемых при сватовстве, был вопрос о том, есть ли у жениха или у кого-нибудь из его рода боевая башня. Утвердительный ответ существенно увеличивал шансы жениха.

Строительство башни предполагало заготовку строительного материала, который должен был быть качественным. Это могли быть крепкие песчаники, известняки, поддающиеся обработке андезиты и дациты, а также прочный травертин. Травертин, по-осетински "цынадур", особенно часто встречается в местах, изобилующих минеральными источниками. Этот строительный материал находил особое применение при строительстве башни: из него обычно вытесывали цельную или составную арку дверного проема, а также боковые опоры проема. Хорошо поддающийся обработке травертин был самым удобным и доступным материалом для изготовления криволинейных форм. Для арок проемов использовали и известняки, также поддающиеся обработке. При подборе скальных обломков старались избегать укладывания в стены башни тонкослойного шиферного сланца – "хæлын къæй". Кажущийся прочным материалом, он со временем, под воздействием влаги, раскалывался на тонкие пластинки или рассыпался.

Связующим раствором служила известь. Для нужд строительства заготавливали также глину. Что касается деревянных деталей конструкции, то и в этом случае обходились подручным материалом. Конечно, ценилась твердая древесина, например, дуб. Однако межэтажные перекрытия покоились на балках из хвойных пород. Деревянными в башне были каркасы межэтажных перекрытий, двери, замки и переносные лестницы или бревна с зарубками-ступеньками.

Строительство начиналось с расчистки площадки и укладывания краеугольных камней – "бындур". Это были самые массивные, порой обработанные, каменные глыбы. Некоторые мастера устраивали в основании цоколь, т.е. основание башни несколько выдвинуто за пределы стен башни на 20 - 40 см. Высота цоколя – до 80 см. Доставка строительного материала к месту строительства осуществлялась при помощи тяглового скота на волокушках "дзоныгъ", но этнографический материал подсказывает и способ волочения самих плит. Для этого на плите укрепляли вылепленную из навоза и глины петлю ("лæхын сыфц"). Информаторы утверждают, что подобная петля была настолько прочной, что при доставке могла расколоться плита, но петля никогда. Этот способ доставки плит применялся только с наступлением морозов, снежного покрова, обеспечивающих как примерзание петли к плите, так и скольжение поверхности плиты по снегу.

Один информатор-старик убеждал меня в том, что будто камни для верхних этажей подвозили на санях по земляной насыпи, которая повышалась с каждым этажом. Подвоз камней к пятому этажу, например, невозможно даже представить, так как насыпь должна была быть огромных размеров. Не говоря уж о башнях, которые построены на самых отвесных местах, как, например, в с. Слас в Нарской котловине. Это просто невозможно не только из-за ландшафта, но и из-за трудоемкости производства такого рода работ. Нет никаких упоминаний и о строительных лесах. Надо полагать, что все работы производились вручную с использованием рычагов – "мæцъис". На известном рисунке знатока старого осетинского быта народного художника Осетии М.С. Туганова воспроизведен момент строительства башни с применением подъемного сооружения в виде примитивного ворота. По всей видимости, это графическое воплощение рассказов стариков-информаторов о применении механизмов, но сведений о таких механизмах в источниках не найдены, да и осетинский язык не сохранил термина для такого механического устройства.

Стены башни возводились с равномерным сужением так, что любое горизонтальное сечение по площади было меньше нижнего сечения. Несмотря на то, что наклонность стен, безусловно, создавала "рикошетирующий профиль", а камни, сбрасываемые сверху, отскакивали от стены, поражая противника, эта архитектурная особенность башен, т.е. наклонность стен, была конструктивно необходима для придания прочности и устойчивости сооружению. А для сейсмического Центрального Кавказа устойчивость была более чем необходима. Впрочем, специально антисейсмические конструкции или способы кладки были впервые нами отмечены в верховьях Большой Лиахвы. В кладке стены башни Кобеевых – "Кобеты мæсыг" близ села Едыс наблюдается весьма интересная и необычная деталь: через несколько слоев каменных плит башню опоясывает березовая плетенка. Таких плетеночных слоев зафиксировано четыре. Первый слой на уровне 1,35 м от поверхности земли, второй и третий – на расстоянии одного метра друг от друга и последний, четвертый слой, на расстоянии 1,35 м от третьего слоя. Важным моментом при строительстве башни было устройство межэтажных перекрытий, служивших одновременно потолком для нижних этажей и полом для последующего. Обычно перекрытие опиралось на несколько горизонтально уложенных бревен, концы которых укладывались в специальные ниши в стенах башен. Укладка бревен не была канонической: они укладывались как от передней стены к задней, так и поперек. Бревна-матрицы перекрывались плотным рядом жердей – "уæладзæнтæ".  Образовавшийся настил покрывали хворостом, а сверху насыпали землю (глину), которую утрамбовывали специальным инструментом – "къулæг". Т.е. межэтажные перекрытия делались аналогично перекрытию любого плоскокрышевого горского сооружения. Как указывают специалисты-этнографы, подобный порядок устройства плоской кровли, а также межэтажных перекрытий, известен всем горцам Кавказа.

Прочности и неприступности башни способствовали все детали постройки. В этом смысле особое значение придавали устройству и оформлению дверного проема. Как правило, дверной проем устраивался на уровне второго этажа. Форма дверного проема обычно арочная – цельная, или составленная из нескольких камней, предварительно подвергшихся обработке. Дверной проем закрывался деревянной дверью. Обычно она бывала сбита из одной или нескольких толстых досок.  Дверь открывалась вовнутрь. Для плотного прикрытия в проеме укреплялась деревянная рама. Интересно отметить, что двери башен снабжались деревянными замками, приводимыми в действие деревянными ключами.

Строителями башен особое внимание оказывалось бойницам – "топпуадзæнтæ" – внутренним и навесным, так как кроме мощи стен главной формой защиты было ведение боевых действий из башни. Именно для этой цели устраивались разнообразные бойницы, появление которых на оборонительных сооружениях связывается исследователями с распространением на Кавказе огнестрельного оружия. Выходное отверстие было настолько невелико, что снаружи его практически не было заметно, так как оно устраивалось между щелями кладки. Однако нападавшие, уже в непосредственной близости от стен башни, оказывались вне поля поражения. Для предотвращения проникновения в башню атакующих устраивались бойницы-машикули в верхнем этаже башни.

Все, что было в башне – стены, межэтажные перекрытия, кровля, дверные проемы и, конечно, бойницы – служило целям обороны. Еще одну деталь оборонительного характера мы смогли зафиксировать в башне Джатиевых в Сбийском ущелье (Южная Осетия). Это так называемая "боевая тропа" – устройство для перемещения защитников оборонительного сооружения вдоль стен интерьера. Обычно она представляла собой деревянный настил, но изредка ее делали каменной. Фрагмент каменной "боевой тропы" прослеживается на сохранившейся тыльной стене Джатиевской башни. Здесь она выполняла и функции сообщения с последующим этажом, а потому поднималась под углом к межэтажному отверстию. Верхняя площадка осетинской башни служила также крышей-перекрытием сооружения. Часто края площадки имели небольшую стенку-парапет, превращая, таким образом, перекрытие в боевую площадку с каменной стенкой-укрытием. Отсюда могла вестись успешная прицельная стрельба.

Строители башен иногда украшали стены особой кладкой, используя для отделки камни другой породы или цвета. Так в стене одной из башен Челиатского ущелья, ниже машикулей, уложен горизонтальный ряд из обломков полевого шпата (дзæнхъа). Эта белая полоса, видимо, была кольцевой, но части стен не сохранились, и об этом можно только догадываться. На некоторых башнях Осетии исследователями были зафиксированы и особые знаки – петроглифы. Выбитые в камне изображения – кресты, солярные знаки, схематические фигурки животных, человечков – были не только и даже не столько украшениями, сколько магическими символами, сакральными образами, а то и оберегами. Простота изображений в достаточной мере характеризует безымяных художников, их стремление доступными средствами украсить башню, сделать ее совершенной и в художественном отношении. На одной из башен Кевсельтского ущелья можно усмотреть элементы пиктографии: фигурки и значки рассказывают о постройке башни.

Осетинские башни представляются величественными и красивыми сооружениями, удачно вписанными в ландшафт. Это не только оборонительные сооружения, воздвигавшиеся для определенных целей, но и продуманные в художественном отношении постройки.

Из материалов исследований

доктора исторических наук

Руслана Дзаттиаты

Юго-осетинская газета «Республика»