Психологические операции США в войне против Южной Осетии и Абхазии
19 сентября 2009 Дайджест [версия для печати] [читать комментарии] [размер шрифта: a- | А+] [7408 просмотров]
Психологические операции США в войне против Южной Осетии и Абхазии Война в Южной Осетии поразила мир ожесточенностью боевых действий, немотивированной жестокостью по отношению к мирному населению и крайним цинизмом публичных заявлений грузинских лидеров, оценок западных СМИ. На фоне боевых действий разыгралась менее заметная, но не менее ожесточенная война - информационно-психологическая, в которой США, стоящие за спиной грузинских агрессоров, обрушили на Россию всю огромную мощь своих технологий психологического воздействия. Россия, никогда не сталкивавшаяся ни с чем подобным, оказалась к этому совершенно не готова. Вместе с тем, есть основания полагать, что сам вооруженный конфликт в Южной Осетии был только начальной фазой спланированной США стратегической операции психологической войны, механизмом, способным накалить и взорвать (в нужном направлении) мировое общественное мнение.
Психологические операции – это инструмент политического воздействия на оппонентов, сторонников, нейтральную среду и общественное мнение в целом, получивший сегодня широкое распространение как в международных отношениях, так и в конкурентной борьбе в сфере бизнеса. Конечной целью таких операций является власть, приобретаемая над другими участниками политического процесса: обеспечение добровольного подчинения противников, консолидация и согласованная деятельность сторонников, обеспечение и поддержание среди союзников высокого уровня мотивации к безусловной поддержке проводимого лидером внешнеполитического курса. Эти результаты достигаются как узконаправленным, точечным воздействием на сознание конкретной личности или целевой аудитории (через существующих в ее среде ньюсмейкеров и лидеров мнений), так и через формирование соответствующего общественного мнения, способного оказать давление на оппонентов. Важнейшим элементом этих операций являются технологии информационно-психологического воздействия на массовое сознание, к ним в психологических операциях добавляется организационная составляющая (в виде единого замысла и плана их применения, руководства операции, координирующего центра, приданных сил и средств), в синтезе с которой психологическое воздействие приобретает характер эффективного инструмента управления политическими и бизнес-процессами. При этом технологии психологического воздействия могут быть как деструктивными (к ним относятся, например, различные виды манипулирования), преследующими цель нанесения противнику максимально возможного ущерба и тем самым обеспечения для себя определенного конкурентного преимущества, так и стабилизирующими, направленными на мирное урегулирование, разрешение конфликтов.
Основным объектом приложения современных технологий информационно-психологического воздействия являются, безусловно, сами политические конфликты и возникающие в связи с ними конфликтные отношения. В сфере международных отношений это – региональные этнополитические конфликты, в отношении которых мировое сообщество предпринимает различные усилия по дипломатическому и силовому умиротворению (Балканы, Афганистан, Ближний Восток, и др.). Наглядным примером применения США и их союзниками технологий психологического воздействия на конфликты, в том числе – технологий информационной и психологической войны, направленных против России, является война в Южной Осетии в августе 2008г.
Информационные войны в современном мире – одна из наиболее значимых проблем международных отношений и глобального развития. Действительно, информационные войны сегодня стали одним из важнейших факторов внешней политики, в локальных конфликтах они успешно сочетаются с вооруженной агрессией, но, в отличие от последней, не подпадают под запреты и ограничения международного права. Еще недавно термин «информационные войны» считался публицистическим, а сами информационные войны считались явлением, с которым Россия вряд ли когда-нибудь столкнется. Действительно, были факты проведения США и их партнерами по НАТО информационных и психологических операций против Югославии (в том числе, вокруг проблемы Косово), в Афганистане, Ираке, организация "бархатных революций" в Украине, Грузии, странах Центральной Азии, но все это происходило вдали от российских границ и не воспринималось как непосредственная угроза российскому государству. Агрессия Грузии против Южной Осетии в августе 2008г. и начавшаяся одновременно с вторжением грузинских войск информационно-психологическая война, направленная непосредственно против России, развеяла эти наивные представления: в этой войне, развернутой США, мы столкнулись и с тщательным планированием, и с тонким расчетом, и с применением новейших технологий психологического воздействия, к чему оказались полностью не готовы.
Сейчас большинство экспертов-политологов утверждает, что информационную войну в российско-грузинском конфликте Россия проиграла: сегодня общественное мнение на Западе видит в России не миротворца, предотвратившего геноцид гражданского населения в Южной Осетии, а скорее нового захватчика, стремящегося к мировому господству; проводятся параллели и с Германией накануне второй мировой войны, и с Ираком накануне нападения на Кувейт. И это притом, что все прекрасно знают, что именно Грузия напала первая. Только недавно началась относительная нормализация отношений России с НАТО, замороженных после начала миротворческой операции России в Южной Осетии – и вовсе не потому, что руководство НАТО изменило свою официальную позицию и перестала рассматривать Россию в качестве агрессора, а, скорее, в следствие того, что для этой организации необходимость решать многочисленные текущие вопросы ее повседневного функционирования перевесила соображения политической конъюнктуры. Или, что ближе к истине, роль НАТО в этой психологической войне была сыграна полностью, в соответствии с разработанным Вашингтоном сценарием, и необходимости в продолжении демонстрации враждебности уже нет. Однако следует отметить, что изменение мнения отдельных политиков, даже занимающих руководящие посты в таких весомых военно-политических союзах как НАТО, еще не в состоянии изменить само общественное мнение, особенно в США, Великобритании, многих европейских странах, население которых подверглось массированной психологической обработке в ходе войны в Южной Осетии: грамотно сформированный в их сознании образ России как кровавого агрессора очень сложно разрушить в один момент, даже с помощью конкретных и однозначных заявлений отдельных, пусть даже авторитетных, западных политических деятелей. Россия же этой психологической атаке на практике не смогла противопоставить ничего.
Действительно, весь удар психологической агрессии у нас в стране приняли на себя два человека: Президент и Председатель Правительства Российской Федерации. Именно они ежедневно собирали пресс-конференции, делали заявления, комментировали события. В результате в этом противостоянии наблюдалась следующая картина: со стороны Запада в информационной войне действовала система, силы специальных психологических операций, с российской стороны - два человека; со стороны Запада применялись технологии, с российской стороны - удачные импровизации; Запад применял многоходовые оперативные комбинации, заготовленные заранее, мы же на них отвечали реагированием "по факту". Вызывает огромное уважение мужество и стойкость руководителей нашей страны, которые в критический момент спасли государство от полного поражения в психологической войне, в том числе и на внутреннем фронте, но вызывает недоумение, где все это время был колоссальный государственный аппарат, ведающий вопросами информационной безопасности, в прямые обязанности которого входит ведение информационного противоборства. Не говоря уже о том, что всю ситуацию с информационной войной в Южной Осетии можно было просчитать заранее.
Это очень рельефно высвечивает системный кризис, который царит сейчас в структурах государственной власти, взявших на себя функции ведения информационного противоборства: их взгляды и концепции до сих пор не выходят за рамок борьбы с хакерами и защиты компьютерных сетей. Действительно, нельзя не согласиться с мнением известного российского политолога И.Н. Панарина, высказанного им на международной конференции "Информационные войны в современном мире", проходившей 2 октября 2008г.: действующая сегодня концепция информационной безопасности с момента ее принятия, с 2000 года, так и не получила дальнейшего развития. Во многом это связано с тем, что сегодня этими структурами создан "санитарный кордон" для любых инноваций, новых идей и концепций: не случайно один из представителей этой команды, руководитель Учебно-консультативного центра МИД А.И. Смирнов заявил, что все, что касается информационного противоборства, в России должно быть только секретным.
Между тем, весь мир активно применяет технологии психологического воздействия на конфликты, и такая позиция обрекает Россию на катастрофическое отставание в этой сфере и, как следствие, делает ее беззащитной перед внешней агрессией. Урок с Южной Осетией может еще не раз повториться, только уже на примере российского Северного Кавказа.
Несмотря на то, что с момента прекращения военных действий в Южной Осетии прошло достаточно большое время, анализ опыта, приобретенного в результате боевых действий против вооруженных сил и специальных формирований Грузии, не прекращается, появляются все новые оценки и мнения военных и гражданских экспертов относительно того, каковы истинные цели и причины этого вторжения, к которому Грузия, почти не скрываясь, готовилась несколько последних лет, формируя и вооружая специальные карательные части под руководством американских и натовских инструкторов. По-прежнему остаются не совсем ясными вопросы, почему это произошло именно в августе 2008г. и какую роль должно было сыграть это вторжение в политической игре, проводимой на постсоветском пространстве США. А точнее, была ли эта война самостоятельно спланированной руководством Грузии военно-политической акцией, как утверждал М. Саакашвили, или война в Южной Осетии была одним из заранее подготовленных и точно просчитанных политических ходов его заокеанских хозяев, преследующих стратегические цели, по сравнению с которыми укрепление собственного влияния в северокавказском регионе и "закрепление отношений" с руководством Грузии, "повязав его на крови", кажутся просто детскими играми.
В большинстве работ, посвященных анализу конфликта в Южной Осетии, преобладает следующее мнение: в начавшейся в августе 2008г. войне именно Грузия выступала как главный агрессор, ее руководство не устояло перед искушением пуститься в военную авантюру в надежде, что победа будет легкой и быстрой. Именно такие иллюзии впервые возникли и укрепились в среде грузинских политиков после легкой победы над мятежной провинцией Аджария, когда в результате быстрой оккупации фактически независимая республика в считанные дни перешла под контроль Саакашвили, а ее руководство (Абашидзе), не получившее поддержки России, на которую оно все последние годы опиралось, бежало за пределы страны, так и не оказав ожидаемого всеми ожесточенного сопротивления. В этом отношении акция грузинских политиков и военных вовсе не была полной авантюрой: нерешительность России в вопросе с "аннексией" пророссийски настроенной Аджарии давала все основания полагать, что ее реакция в случае нападения Грузии на Южную Осетию и Абхазию будет похожей и не выйдет за пределы дипломатических нот и ординарных экономических санкций. Очевидно, что с вооруженными силами Южной Осетии новая грузинская армия справилась бы в два счета: слишком значителен оказался перевес в живой силе и технике, которым располагала грузинская армия на момент начала войны.
Вместе с тем, возникают законные вопросы: неужели, нанося первый удар именно по позициям российских миротворцев, грузинские военные и политики всерьез полагали, что это не вызовет ответных военных действий со стороны России? Вряд ли можно считать, что они не учитывали такую возможность. Ведь очевидно, что те силы, которыми Грузия начала войну против Южной Осетии, были способны нанести только первый удар по позициям российских войск, их бы не хватило даже для развития успеха вглубь территории противника. В случае военного вмешательства России (что стало бы весьма вероятным после взятия в кольцо и уничтожения целого батальона российских миротворцев) эта грузинская ударная группировка была бы быстро отрезана от тылов, окружена и уничтожена - что и случилось в дальнейшем. В таком случае, зачем грузинам начинать самоубийственные с военной точки зрения действия против российских миротворцев, да еще заведомо недостаточными силами? Даже учитывая известную неадекватность политического поведения Саакашвили и возможную неграмотность его генералов, трудно представить, что в среде американских военных советников не нашелся ни один грамотный профессионал, способный просчитать наиболее вероятное развитие событий. Списывать эти просчеты только на крайний авантюризм Саакашвили просто наивно. Потому что все эти так называемые просчеты могут просчетами как раз и не оказаться, если военная акция Грузии против России и Южной Осетии – всего лишь один из тактических ходов более масштабной операции, проводимой США на Кавказе, а предполагаемая оккупация Южной Осетии и Абхазии вовсе не является главной и единственной целью грузинских агрессоров и их американских союзников. Необходимо учитывать, что нынешнее руководство Грузии приведено к власти Вашингтоном, полностью ему подконтрольно и не делает ни одного шага без его ведома и согласия. Любая политическая самодеятельность грузинского руководства в этих условиях представляется просто невозможной, тем более, если речь идет о крупной военной акции. Значит, вся военная авантюра Грузии была спланирована и тщательно просчитана американскими военными специалистами задолго до начала войны, и ориентирована на определенный результат. А, значит, была частью другого плана и в этом плане авантюрой не являлась.
Для того чтобы воссоздать подлинную картину событий в войне в Южной Осетии, нужно задаться вопросом: кому была выгодна эта агрессия и кто именно и какие именно дивиденды в результате осуществления этой агрессии получил. Очевидно, что Грузия в число получивших дивиденды не входит - за авантюризм своих руководителей она получила по полной программе. Если выгоды, которые могла приобрести Грузия в случае нападения на Южную Осетию и Абхазию, - сомнительны, даже несмотря на значительный перевес в военной силе нападающих, политическую поддержку США и обоснованный расчет на обычную в таких случаях нерешительность России, Соединенные Штаты при любом варианте развития ситуации приобретали исключительные дивиденды и возможности для вмешательства во внешнюю политику и внутренние дела России, а также - отличный повод для психологической обработки европейского общественного мнения. Можно также утверждать, что позиция США в этом конфликте изначально была беспроигрышной. Приведем для доказательства этого утверждения несколько тезисов.
1. Давление на Россию с целью изменения ее позиции по Ирану.
Незадолго перед началом войны в Южной Осетии Россия еще раз подтвердила неизменность своей позиции по Ирану. "Мы не видим угрозы со стороны Ирана. Об этом неоднократно заявляли российские руководители. И мы не видим причины, зачем для оправдания размещения системы ПРО в Европе используется тезис об иранской угрозе", - заявил глава МИД С. Лавров на пресс-конференции в Тегеране. Тогда многие эксперты сходились во мнении о том, что при такой позиции России наиболее вероятный срок начала американской операции против Ирана – отрезок времени между мартом и маем 2008 года, совпадающий с периодом передачи власти в России от нынешнего Президента к его новоизбранному преемнику.
Несомненно, интерес США к Ирану не ограничивается только атомной энергетикой и нефтяными ресурсами. Географическое положение Ирана имеет огромное стратегическое значение, особенно в качестве плацдарма для размещения военных сил в целях сдерживания возможной экспансии другой великой державы - Китая, заканчивающего в 2012 году комплексное перевооружение своей армии. Очевидно, что именно для этого оккупирован Афганистан, ценный своими военными базами, и именно поэтому Вашингтон так стремиться сохранить и приумножить свои военные (перевалочные) базы в Центральной Азии. Однако, для Вашингтона решиться на вооруженную агрессию против Ирана без полного или хотя бы частичного согласия России - огромный риск. Вот почему российско-американские консультации вокруг иранской проблемы не прекращаются, то затухая, то разгораясь с новой силой. Рассматривая войну в Южной Осетии в привязке с другими событиями мировой политики, невозможно не отметить связь этих двух событий - однозначный отказ России согласиться с вооруженным вмешательством США и НАТО во внутренние дела Ирана и последовавшим за этим нападением Грузии на Южную Осетию и контингент российских миротворцев. Если эта связь действительно существует, то она может быть только такой: цель войны в Южной Осетии – оказать давление на Россию, давая понять, что в случае ее несогласия с курсом США ее будут постоянно втягивать во все новые и новые локальные конфликты на ее границах, подрывая экономический потенциал и дестабилизируя ситуацию внутри страны. Грузии в этом плане отводится роль "пушечного мяса", о сохранности которого ни в одной войне никогда никто не заботился.
Следом за Южной Осетией могут вновь вспыхнуть другие "замороженные" конфликты, в Приднестровье, например, или в Нагорном Карабахе, может обостриться ситуация вокруг Крыма (если ее искусно подогреть). Затем, уже вторым залпом, может снова выстрелить Грузия, которой сейчас предоставлены значительные кредиты на формирование новой боеспособной армии. В этой связи становится ясно, в чем же причина того, что Грузию и Украину, несмотря на их исключительную лояльность, превосходящую все мыслимые пределы, до сих пор не приняли в НАТО. Разумеется, есть такие объективные факторы как низкая боеспособность и организованность армий этих стран, несоответствие их вооружения натовским стандартам, высокий уровень коррупции, делающий сомнительным любые финансовые вливания в перевооружение и реорганизацию вооруженных сил этих стран, различные правовые проблемы. Однако все это не идет ни в какое сравнение с исключительным стратегическим положением обоих государств, размещение военных баз на территории которых сразу станет мощнейшим фактором давления на внешнюю политику сопредельных стран и прежде всего России - ведь именно к границам России НАТО так упорно пробирается все последние годы. Для Украины и Грузии возможность вступления в НАТО действует как "пряник", которым периодически водят у них перед глазами. Но ни Украина, ни Грузия сейчас НАТО не нужны: став членами альянса, эти государства потеряют возможность устраивать вооруженные провокации против России так, как это было при нападении Грузии на Южную Осетию. Потому что тогда это будет позицией всего североатлантического блока, и никак иначе. Оставаясь же вне рамок этого блока, они сохраняют статус пешек в политической игре Вашингтона: если Россия вновь проявит строптивость, любая из этих пешек может быть без колебаний двинута вперед. Наличие в проводимой Вашингтоном масштабной внешнеполитической игре набора стран-сателлитов с полностью подконтрольным США руководством, способным бросить свои народы в военную авантюру, имеет для экспансионистской внешней политики США значительную ценность. Можно указать множество примеров, когда локальный конфликт после вмешательства в него США превращался в полноценную войну, а сам конфликт начинался с вооруженной провокации одной из сторон, предпринятой по команде извне.
2. Экономическое ослабление России.
С точки зрения экономических последствий для России войны в Южной Осетии необходимо выделить две составляющие проблемы. Во-первых, признав независимость бывших непризнанных республик – Южной Осетии и Абхазии, Россия, несомненно, вступила в противоречие с нормами международного права и оказалась перед угрозой экономических санкций со стороны Запада. Если бы к власти в США пришел Д. Маккейн, очевидно, этот традиционный инструмент давления на Россию был бы вновь использован - конечно, с оглядкой на позицию европейских стран, которые в случае одностороннего изменения Вашингтоном приоритетов экономического партнерства с Россией наверняка воспользовались бы ситуацией, получив в новом формате отношений с Россией очевидные конкурентные преимущества и иные преференции.
Во-вторых, признание независимости Южной Осетии и Абхазии, как ни удивительно, выгодно США, поскольку носит признаки экономической диверсии: Россия, признав их независимость, будет вынуждена вложить огромные финансовые средства на восстановления экономики этих республик и уровня жизни их населения, учитывая, что в ходе военных действий Южная Осетия была основательно разрушена, а одних только беженцев насчитывалось более 30 тыс. Деятельность России в пострадавшей от войны республике безусловно носит благородный характер, но также очевидно то, что, толкая Cаакашвили на военную авантюру, американские аналитики заранее знали, что именно России придется брать на себя все расходы по восстановлению разрушенного войной, и вероятно точно просчитали сколько России это будет стоить.
Учитывая, что кроме Южной Осетии и Абхазии вдоль границ России еще достаточно много "замороженных" конфликтов (Приднестровье, Нагорный Карабах, и др.), каждый из которых может перейти в активную фазу, такая тактика США по экономическому ослаблению России может стать эффективным инструментом политического давления на население и руководство страны, а также - постоянно "тлеющей" угрозой ее независимости.
3. Психологическая операция США по провоцированию России на конфликт с международным сообществом.
Интересно отметить, что неожиданное для мирового сообщества признание Россией независимости Южной Осетии и Абхазии также вероятно является просчитанным заранее американцами стратегическим ходом в психологической войне против России.
Для руководства многих стран во всем мире это был неожиданный и очень смелый шаг, вряд ли хотя бы некоторые из них заранее допускали такой вариант развития событий. Был этот шаг неожиданным и для США, по крайней мере, по их собственным заявлениям. Однако, та внешнеполитическая активность, которую США сразу же развили вокруг этого события, стремясь превратить его в новый юридический прецедент, нарушающий нормы международного права, и спровоцировать Россию в попытке оправдания своих действий самой поставить его в один ряд с признанием независимости Косово, свидетельствует о том, что такой ход развития событий также нес определенную выгоду для психологической войны против России – но уже не в региональном, а в глобальном масштабе.
Российское руководство мотивировало этот важный внешнеполитический шаг единственной возможностью спасти от геноцида минное население Южной Осетии: несомненно, события всех последних лет, истребительный характер грузино-абхазских и грузино-осетинских войн 90-х годов ХХ века, а также целенаправленное истребление грузинскими военными мирного осетинского населения, дает для этого решения, по меньшей мере, весомые морально-нравственные основания. Однако, также несомненно, что это – прямое нарушение международного права, поскольку юридически Южная Осетия и Абхазия остаются территорией суверенного государства Грузия. Право наций на самоопределение, к которому апеллирует Россия, поддерживается сегодня далеко не всеми в мире: не случайно независимость республик, кроме России, признала только одна страна – Никарагуа, а ближайший союзник России, член Союзного государства России и Беларуси – Республика Беларусь – до сих пор не признала ни ту, ни другую.
Если внимательно присмотреться, то, признав независимость Южной Осетии и Абхазии, Россия оказалась в очень уязвимой внешнеполитической позиции. Действительно, многими в мире ожидалось, что психологическая война вокруг признания независимости кавказских республик спровоцирует Россию на острую полемику под девизом: признание республик - наш ответ Вашингтону на требование признать независимость Косова. Это неизбежно привело бы к выстраиванию отношений с США в форме публичного размена "политическими оплеухами", что само по себе дает США достаточные основания для обострения отношений с Россией. Однако намного весомее при этом выглядит тонкая психологическая игра, которую можно выстроить на политической интерпретации этого тезиса, если в ходе политической полемики удалось бы добиться от любого из официальных представителей российского руководства заявления, что "признание независимости Южной Осетии и Абхазии в ответ на аналогичную позицию с Косово" - это официальная позиция России.
Предположим, Россия дала бы себя спровоцировать на такое (или похожее) заявление, выбрав тактику сравнения прецедентов и взаимного "сравнения амбиций". Тем самым Россия, согласно законам логики, автоматически признала бы де-факто оправданность и правомочность создания из Косовской области Югославии подконтрольного США "независимого государства", поскольку это - действия, аналогичные по своей форме действиям России по признанию независимости похожих непризнанных республик, находившихся ранее в составе Грузии. Кроме того, США получили бы реальную возможность сделать следующий шаг - оспорить право владения Россией рядом территорий, например, на Северном Кавказе, и потребовать их независимости. В этом контексте сделанное в ходе конфликта заявление Маккейна о том, что после признания Россией независимости республик Южная Осетия и Абхазия США имеет право поставить вопрос о независимости ряда республик российского Северного Кавказа, вовсе не выглядит случайным.
Также важно отметить, что международно-правовое оформление признания независимости Южной Осетии и Абхазии в виде прецедента по той же схеме, что и уже состоявшийся прецедент с признанием независимости Косова, надолго сковывало бы свободы действий России на Балканах: Россия не смогла бы вмешиваться события вокруг Косово, не рискуя при этом поставить под удар легитимность своих действий с признанием Южной Осетии и Абхазии. Вне всяких сомнений, нейтрализовать влияние России на Балканах для политики США намного важнее, чем отстаивать территориальные претензии своего союзника Грузии. Признание Южной Осетии и Абхазии также могло стать хорошим поводом для обострения отношений России с союзниками на пространстве СНГ: ни одна из ближайших союзников России, даже Беларусь, не поддерживает де юре признания независимости республик Южная Осетия и Абхазия, в этом вопросе страна находится практически в изоляции. К счастью, благодаря взвешенной и аргументированной позиции российского руководства многих из этих угроз удалось избежать. Однако, это не уменьшает степень опасности операций информационно-психологической войны, ведущейся против России.
4. Стимулирование внешнеполитической позиции Украины, закрепление ее антироссийской направленности.
Агрессия Грузии против Южной Осетии и Абхазии готовилась задолго до начала ее активной фазы в августе 2008г. На это указывают: темпы формирования и обучения новых частей в грузинских вооруженных силах, специально предназначенных для карательных действий против вооруженных формирований мятежных провинций (Абхазии, Южной Осетии), и интенсивное обучение под руководством американских, натовских, израильских и турецких инструкторов; и массовые закупки вооружения и боевой техники (в США, Турции, Израиле, Украине, др. странах) - пусть не самой современной (американцы поставили грузинам массу снаряжения устаревшего образца, хранившегося в консервации на складах армии США), но вполне боеспособной на этом театре военных действий; отправка подразделений в Ирак для приобретения реального боевого опыта и ротация личного состава в этих подразделениях; накопленные арсеналы вооружения и боеприпасов, с законсервированной техникой, часть из которых была захвачена российскими военными в районе Гори и Зугдиди - все арсеналы были выдвинуты максимально близко к линии боевых действий и предназначались для ведения масштабной войны; тайная закупка вооружения у Украины, в том числе - зенитно-ракетных комплексов, предназначенных исключительно для российских самолетов (у Абхазии и Южной Осетии практически нет авиации); наконец, вербовка наемников, особенно - из числа кадровых украинских военных, способных обслуживать поставленную в Грузию ракетную технику, осуществляемая с санкции и при содействии нынешнего украинского руководства.
Война в Южной Осетии оказалась тем вооруженным конфликтом, в котором страны СНГ, находящиеся де-юре в союзных отношениях, на деле оказались по разные стороны фронта в настоящей войне: президент Ющенко открыто поддержал военную авантюру Саакашвили, спецслужбы Украины почти не скрываясь, через военкоматы, вербовали бывших и действующих кадровых офицеров для отправки на войну в качестве наемников. Сделки по тайной продаже Грузии украинских ЗРК, танков и иного военного снаряжения после событий в Южной Осетии стали в Украине причиной многочисленных громких скандалов. Все это делалось с далеко идущими целями: одно дело - попытаться столкнуть грузин и русских, и совсем другое - заставить воевать русских и украинцев, два братских и практически этнически неразделимых народа. Между тем, впервые после окончания Великой Отечественной войны и ликвидации националистического подполья на Западной Украине украинцы стреляли в русских солдат и сбивали русские самолеты. Вполне возможно, что именно создание такого прецедента, с его последующей пропагандистской обработкой и героизацией, с формированием вокруг реальных фактов соответствующих мифов, и является одной из важнейших целей американских политтехнологов, стоящих за режимом Саакашвили.
Именно для этого американскими военными советниками был организован канал военно-технического сотрудничества между вооруженными силами Украины и Грузии: сами поставки украинского вооружения накануне войны представляются не настолько значимыми, как участие украинских военных в боях против российской армии. Украина в роли страны-провокатора, способной пойти на вооруженный конфликт против России хотя бы по проблеме Крыма, для Вашингтона гораздо интереснее, чем Грузия: население и вооруженные силы Украины многочисленнее, граница - протяженнее, русские и украинцы - братья, всегда жили одной семьей. Но именно по этой причине их сложно столкнуть лоб в лоб, просто отдав приказ приведенному в результате "оранжевой революции" полностью подконтрольному США руководству. Однако, формирование военного союза двух "бархатных" республик - Грузии и Украины - накануне войны в Южной Осетии и попытка втравить их в военную авантюру против России единым фронтом, вполне возможно, является только первым шагом реализации стратегического плана по превращении Украины в новую "горячую точку" (Крым?) у границ России.
5. Закрепление отношений с Саакашвили - стремление "повязать кровью" на конкретном военном преступлении.
Известно, что Саакашвили пришел к власти в результате так называемой "революции роз" - "мягкого" государственного переворота, организованного американскими политтехнологами, с помощью американских технологий информационно-психологического воздействия на массовое сознание гражданского населения, и на американские же деньги. Которые сразу же начал отрабатывать, обострив отношения с Россией и постоянно провоцируя ее на переход межгосударственных отношений в состояние политической конфронтации. Не оставляет никаких сомнений характер связи Саакашвили с разведкой США: эта связь может носить только агентурный характер. Однако, из психологии агентурных отношений также известно, что со временем агент, вступивший в сотрудничество из корыстных побуждений, будет стремиться освободиться от агентурной зависимости и стать самостоятельной фигурой в политической игре. Это происходит практически с каждым агентом, получившим реальную власть и финансовые потоки, и Саакашвили не исключение. Со временем он начинает считать, что этот карьерный взлет – исключительно его личная заслуга, а вовсе не его заокеанских хозяев, потому что он – незаурядная личность и природный лидер, любимец народа, просто временно воспользовавшийся помощью американских "попутчиков". Поскольку власть и так уже в его руках, американским советникам можно сказать "большое человеческое спасибо" - этого будет вполне достаточно для оценки их вклада в "общее дело". Он также начинает считать, что, получив в руки власть над целым народом, он стал политической фигурой крупного калибра, с которой не просто надо считаться, но и согласовывать с ним правила ведущейся США вокруг Грузии крупной политической игры. Он становится патологически самоуверенным, считая, что любые его поступки будут оправданы благодаря гарантированной поддержке США, причем даже действия, не согласованные с американцами. Он знает, что, приведя его к власти, США поставили на него слишком много и поэтому будут до некоторого момента прикрывать любые его действия, предпринимаемые для удержания и укрепления личной власти. Это позволяет ему во внутриполитической борьбе использовать любые средства вплоть до политических убийств (например, крайне неумело замаскированное убийство премьер-министра З. Жвания, убийство Б. Патаркацишвили). Публично оправдывая его действия или отвлекая от них внимание мирового сообщества, США вынуждены рисковать своей репутацией, смиряясь с возможностью появления на ней новых, пусть мелких, но все же очень неприятных (в конкретном политическом контексте) пятен. В результате, между агентом и его хозяевами выстраивается цепочка инцидентов, которые агент стремиться использовать против своих хозяев в качестве инструмента "мягкого" давления, шантажа.
Чем большая власть сосредотачивается в его руках, тем сильнее его начинает тяготить подчиненное положение по отношению к приведшим его к власти хозяевам. Если мотивация его сотрудничества - корыстная, то есть основанная на жажде власти и денег, то после прихода к власти в стране у него появляется и то, и другое. То есть, агент начинает считать, что он уже получил от своих хозяев все, что хотел, и не видит необходимости и дальше "ходить на коротком поводке" у своих зарубежных хозяев.
Все эти изменения в сознании агента и в оценке им объективной действительности приводят к возникновению устойчивого стремления агента выйти из-под контроля и переписать с чистого листа характер его взаимоотношений с хозяевами. Причем, можно заранее рассчитать время, через которое это произойдет. В таких случаях ситуацию способно исправить только формирование новых связей между агентом и его хозяевами, причем связей, носящих характер односторонней зависимости. В случае достаточно грубой игры этими связями могут стать: во внешней политике: провоцирование агента на организацию военной авантюры, с гарантированными жертвами (или даже геноцидом) среди мирного населения, которая полностью соответствует понятию военного преступления. А во внутренней политике: в отношении агента проводится тактическая комбинация по выдвижению его преемника, способного заменить нынешнего лидера страны по той же отработанной схеме "бархатной революции". Тем самым, агент ставится на место, ему дается понять, что он по-прежнему всего лишь пешка в большой игре, которую в случае необходимости легко заменить другой фигурой, или вовсе ей пожертвовать.
Подтолкнуть на военную авантюру такого самоуверенного, самовлюбленного лидера, как Саакашвили, да еще поставленного на руководство страной с помощью технологий промывания мозгов, достаточно легко. При этом, на начальных этапах подготовки и реализации авантюры у агента размывается чувство личной ответственности и формируется то самое известное в психологии коллективное чувство ответственности, граничащее с безнаказанностью, которое характерно для психологии толпы. Однако, уже ввязавшись в авантюру и закрепив свое личное участие в ней пролитой кровью мирных жителей, он вдруг оказывается в ситуации, когда его участие в военном преступлении бесспорно для всего мира, а спасти его от уголовного суда может только высокий покровитель, такой как США. Причем, он будет оставаться неподсуден ровно до того момента, пока покровитель его поддерживает. От такого можно съесть не один галстук.
Психологическая операция с демонстрацией намерений заменить Саакашвили была блестяще проведена Вашингтоном с использованием другой фигуры из его окружения - Окруашвили, бывшего ближайшим соратником Саакашвили, занимавшем в его команде разные посты, в том числе - министра обороны. Стоит отметить, что Окруашвили ничем по характеру и убеждениям от Саакашвили никогда не отличался. Они похожи как клоны, в том числе - в политическом плане. Тем не менее, это не помешало ему стать главным действующим лицом новой "бархатной революции", точной копии "революции роз", которая так успешно развивалась по уже накатанному сценарию, что в общественном мнении возникло устойчивое убеждение, что Окруашвили несомненно станет новым лидером Грузии. Однако этого не произошло: новая "бархатная революция" была внезапно остановлена - и, что наиболее вероятно, по команде США. Видимо, прозрачный намек из Вашингтона руководителем Грузии был понят правильно.
Политический лидер, приведенный к власти с помощью психологических технологий "бархатных революций", не может долго оставаться на волне популярности: романтический образ нового революционера и бескорыстного борца за счастье народа быстро развеивается, когда этому самому народу приходит время платить по долгам и обещаниям перед иностранными друзьями нового лидера страны. Клоны, как правило, не способны изменить что-либо в экономическом положении страны, а политический популизм со временем теряет свою новизну и привлекательность, в силу бесконечно повторяющихся штампов, и начинает вызывать сначала раздражение, а потом и презрение народа. Поэтому, время жизни такого клона как Саакашвили, или Ющенко, ограничено; по его истечению клона надо срочно менять на новую фигуру, поскольку в противном случае население страны может сместить его само, организовав стихийную, неинсценированную революцию. Вместе с тем, политическая технология "бархатных революций", в результате применения которой появляется клон, романтический образ которого на время скрывает его политическую несостоятельность, позволяет менять клоны через равные промежутки времени практически неограниченное число раз, все это время оставляя под своим контролем страну.
6. Провоцирование России на оккупацию независимого государства Грузии, причем - собственно грузинской территории.
С самого начала войны в Южной Осетии главным был вопрос: вмешается Россия своими вооруженными силами в конфликт или ограничится дипломатическими мерами и экономическими санкциями, как это бывало неоднократно прежде. Во многом, расчет грузинских авантюристов строился именно на надежде на нерешительность России, ее стремлении не идти на обострение отношений со стоящими за агрессорами США. Во многом этот расчет был обоснованным – никто в мире не ожидал, что руководство России проявит твердость и решительность и пресечет агрессию, силой принудив Грузию к миру. Однако необходимо отметить, что при любом варианте развития событий США получали в свое распоряжение целый набор политических прецедентов, из которых они извлекли выгоду. В самом деле, если Грузия могла в этой войне добиться временных преимуществ (при одном сценарии развития событий) или понести значительные потери (при другом сценарии), позиция США в конфликте в Южной Осетии была беспроигрышной изначально.
С самого начала ситуация могла развиваться в двух основных направлениях. Россия не вмешивается в вооруженный конфликт (своими вооруженными силами). Или же Россия вмешивается в вооруженный конфликт и вводит войска в Южную Осетию, нанося удар по наступающим грузинским вооруженным формированиям. В первом случае - если Россия снова проявит нерешительность в защите своих союзников (Южной Осетии, Абхазии) на Кавказе, как это уже было с Аджарией и Абашидзе, это создаст идеальные условия для залпового удара технологиями информационно-психологического воздействия на население и политические элиты Кавказа вообще и российского Северного Кавказа - в качестве основной цели психологической атаки. Суть психологической войны, которая развернулась бы вокруг этих событий, проста и очевидна: уронить авторитет России и ее руководства на российском Северном Кавказе как государства, неспособного защитить своих союзников и граждан (большинство жителей Южной Осетии и Абхазии имеют российские паспорта) от нападения даже такой крохотной страны как Грузия. Гибель российских миротворцев, оставшаяся фактически безнаказанной, тоже будет использована как прецедент: обязательно будет сформирован миф о том, что российских миротворцев можно уничтожать безнаказанно.
Как прямое следствие этой психологической войны, авторитет России на Кавказе мог быть основательно подорван, что нарушило бы существующий хрупкий политический баланс в этом регионе, неизбежно усилило националистические и сепаратистские тенденции, создав почву для новых этнополитических конфликтов. Не говоря уже о том, что союзная Грузия восстановит контроль над двумя мятежными провинциями, то есть военная авантюра грузинского руководства достигнет всех намеченных ими целей.
Надо отметить, что в первые дни после начала войны, когда российским руководством еще не было принято решение о вводе войск в Южную Осетию, американские СМИ комментировали позицию России именно в указанном ключе, выставляя ее слабой и беспомощной державой, не способной влиять на события на Кавказе и непонятно по какому праву владеющей его частью. Не случайно после признания Россией независимости Южной Осетии и Абхазии сенатор Маккейн заявил, что теперь США могут со всеми основаниями поднять вопрос о признании независимости от России Чечни и других республик российского Северного Кавказа. Это заявление вполне определенно может указывать на имевшиеся у США планы по расшатыванию мира на Северном Кавказе и отделения его от России.
Более интересна ситуация, в которой Россия вмешивается в вооруженный конфликт, вводит войска в Южную Осетию и наносит удар по наступающим грузинским карательным спецподразделениям. Нет сомнений в том, что в этом случае грузинские силы будут быстро отброшены с территории республики и рассеяны, а может быть и частично истреблены: перевес российских войск будет таким же, как и перевес грузинских частей над вооруженными силами Республики Южная Осетия. Однако, при этом велика вероятность того, что российская армия, преследуя отступающие грузинские силы, войдет вслед за ними на территорию Грузии и уже там развернет военные действия, что неизбежно приведет к жертвам среди мирного населения. Тогда со всеми основаниями можно будет открыто обвинить Россию не только в пренебрежении нормами международного права, нарушении суверенитета независимого государства, в агрессии против крохотной страны, ставшей на путь демократии, но и в геноциде мирного, теперь уже грузинского, населения. Несомненно, именно этот прецедент и был спланирован как главный результат и дивиденд всей специальной операции США на Кавказе, в которой военная агрессия Грузии должна была спровоцировать Россию на определенные действия, ожидаемые и просчитанные американскими политтехнологами до мелочей, по ходам.
Основания полагать, что Россия попадется в эту ловушку, конечно же, были: у России так давно не было маленькой победоносной войны. Этот неожиданный успех, согласно расчетам американских политтехнологов, должен был опьянить военных, переключить их в состояние эйфории, напрочь утратив способность объективно оценивать реальность и оперативную обстановку. Это отчасти удалось: не случайно в заключительной стадии войны так часто звучали призывы "идти на Тбилиси". Хорошо, что здравый смысл вовремя победил, и ловушка не удалась.
В свете этой версии особенно любопытно выглядят два склада с грузинской военной техникой, оружием и боеприпасами, захваченные российскими военными на территории Грузии - в районе Гори и Зугдиди. Внешне все выглядит вполне логично - грузины перебросили к границе с Южной Осетией значительные ресурсы, которые должны были обеспечить боепитание воюющих частей в течение длительного времени. Также как вполне логично выглядит факт попадания этих складов в руки российской армии - грузины так быстро убегали от наступающих российских войск, что не успели их ни эвакуировать, ни уничтожить. Но также может оказаться верным, что эти склады были специально организованы вблизи театра военных действий в качестве приманки для наступающих российских войск: их задачей было убедить российских генералов, что впереди их ждут еще большие трофеи, и заманить российские войска вглубь территории страны. Не случайно по складу оказалось на каждом из наиболее вероятных направлениях наступления российских войск - на Гори и на Зугдиди: заранее сложно было угадать, каким именно направлением воспользуется российская армия для наступления.
7. Психологическая обработка общественного мнения американского населения: выборы президента США, противостояние Обама-Маккейн.
Война в Южной Осетии началась очень вовремя для президентской кампании сенатора-республиканца Д. Маккейна. В отличие от демократа Б. Обамы, он с самого начала выступал за ужесточение отношений с Россией, играя на еще не забытых еще в среде американских обывателей политических мифах, страхах, фобиях и неврозах периода холодной войны. Расчет был выбран верным: только новый страшный враг, способный объединить весь свободный мир для защиты собственной жизни и свободы, мог поднять рекордно низкий рейтинг республиканцев, упущенный администрацией Дж. Буша-мл.
С этой точки зрения, администрации Белого Дома просто необходима была эта война, для того чтобы перетянуть на себя голоса особо напуганных и особо впечатлительных американских граждан, поскольку репортажи с мест событий о "зверствах" российских войск при тотальной цензуре и отсутствии даже признаков полемики воспринимался большинством населения США (да и Европы тоже) за чистую монету. Действительно, война в Южной Осетии временно изменила баланс сил в пользу Д. Маккейна, это факт. Как бы не стремилась администрация США показать, что война на Кавказе и предвыборная кампания республиканцев - мероприятия, между собой никак не связанные, вряд ли совпадение сроков начала агрессии Грузии против Южной Осетии и президентской кампании в США можно назвать случайным.
8. Психологическая обработка общественного мнения стран Европейского Союза.
В вооруженном конфликте в Южной Осетии и в событиях, развернувшихся вокруг него, наибольший интерес представляет психологическая война, для которой сам конфликт стал удобным инициирующим поводом. В развернувшейся вокруг событий августа 2008г. ожесточенной психологической войне главной действующей фигурой стали Соединенные Штаты, которые, используя неоднозначность восприятия грузино-южноосетинского конфликта различными слоями мирового сообщества, обрушили массированный информационный удар на Россию, используя для этого новейшие технологии психологического воздействия и управления общественным мнением. В этой войне объектами психологических атак стали массовое сознание населения в зоне конфликта и за его пределами, сознание многонационального населения Северного Кавказа, сознание политической элиты стран постсоветского пространства и, в особенности, - массовое сознание граждан и политической элиты стран Европейского Союза. Применяемые США технологии управления общественным мнением позволили в рекордно короткие сроки негативно настроить против России широкие массы европейской общественности, которая, оказавшись в фокусе искусно построенных и до мелочей просчитанных психологических манипуляций, оказалась в состоянии психологического ступора (зациклившись на конструировании негативного образа России) и на достаточно продолжительное время утратила способность критически относиться к событиям на Северном Кавказе.
Нет сомнений в том, что операции психологической войны, проведенные американскими специалистами в дни войны в Южной Осетии и не утратившие свою интенсивность даже после завершения фазы собственно вооруженного столкновения, готовились американскими политтехнологами и силами специальных психологических операций США заранее, задолго до разработки грузинскими военными планов вторжения в Южную Осетию. Также несомненно, что сам военный конфликт стал для этих операций удачным инициирующим поводом, сфокусировавшем внимание мирового сообщества в конкретной географической точке, создав у него жизненно необходимую потребность в ежедневном, ежечасном, ежеминутном получении информации о любых происходящих в этой точке событиях, а также став особо ценным и незаменимым в современной психологической войне конвейером для производства ярких, шокирующих, скандальных новостей и иной профессиональной PR-продукции, способной приковать зрителей к экранам телевизоров и превратить трагедию южноосетинского народа, подвергнувшегося геноциду, в голливудский триллер или в многосерийную "мыльную оперу". Высокая динамика событий в зоне конфликта и его высокая непредсказуемость стали причиной острой нехватки информации с места событий, уже прошедшей аналитическую обработку, то есть в форме уже готовых политических комментариев - оперативная обстановка в зоне конфликта меняется каждый час, и зритель просто не успевает проанализировать всю новостную ленту событий, которая на него сыплется. Такими источниками готовой аналитической информации для общественности стали западные СМИ и информационные агентства, в основном - американские и англосаксонские, которые сразу же приняли позицию Грузии в конфликте и, не смотря на свои различия в формате и характере вещания, весь период войны вещали в одном ключе, выдавая одинаковые комментарии прогрузинской, антироссийской направленности и не допуская даже намека на существования других мнений. Согласованность и высокая степень координации их действий, высокий уровень оперативного реагирования и доступа к самой свежей информации, а также имевшие место случаи опережения комментариями фактического наступления указанных в них событий позволяют утверждать, что сценарий психологической войны со стороны США вовсе не был удачной импровизацией и был спланирован и просчитан заранее, западные СМИ были заранее подготовлены к определенному формату и порядку освещения (еще не наступивших!) событий, обеспечены первичным пиар-материалом, залпы пиар-продукции в эфир были рассчитаны поминутно и увязаны с также заранее известным планом военной операции грузинских войск, разработанным для Саакашвили все теми же американскими военными советниками. Этот уровень организации очень заметно контрастирует с ответными действиями российской стороны, оказавшейся абсолютно не готовой к отражению информационной агрессии, действия которой как раз и носили характер чистой импровизации, а политические комментарии в основном имели вид рефлексивного реагирования "по факту".
Если в плане военной авантюры основной удар был направлен именно на Россию (не исключено, что с целью создания предпосылок для ответного признания "независимости" и отторжения от России ряда северокавказских республик), то развязанная против РФ информационно-психологическая война в качестве объектов атак была направлена еще и на страны ЕС, их военно-политическое руководство и гражданское население. Таким образом, под ударом американских технологий психологического манипулирования сознанием оказались их непосредственные политические союзники в Европе. Это прекрасно иллюстрирует базовый принцип любых психологических операций – асимметрию нападения и защиты: объекты психологической агрессии не должны исчерпываться непосредственными участниками вооруженного конфликта. Европа в этом смысле уже не первый раз становится для США объектом "сопутствующей" информационно-психологической атаки - достаточно вспомнить конфликт в Косово, в результате которого в самом центре Европы искусственно возник квази-независимый, моноэтнический мусульманский анклав, стремящийся перенести свою экспансию за пределы своих границ.
Для большинства простых обывателей и политически активного электората США и Европы страшные картины войны в Южной Осетии прочно связаны с российским вторжением на территорию независимого государства Грузия, а также с якобы имевшим место геноциде грузинского мирного населения. Все эти мифы и образы искусно импортированы в подсознание западного населения и к настоящему моменту стали "психологическими якорями", которые в любой момент можно вытащить на поверхность, напомнив населению ужасы этой войны и "переключив" их в запомненное подсознанием эмоциональное состояние: шока, страха за свою жизнь, ужаса перед лицом агрессии, острого чувства опасности, состояния паники и чувства страха и ненависти по отношению к новому источнику опасности, которым конечно является "милитаристская" Россия. Это один из самых значимых результатов психологической войны против России в грузино-осетинском конфликте: в результате организованной политтехнологами США массированной обработки сознания западного общества в первые дни войны произошло его разделение на политически активные фракции (политические страты), объединившие и сплотившие различные группы населения вокруг разработанных американскими политтехнологами образа конфликта и политической идеологии, накалив общественное напряжение внутри этих групп до состояния панической истерии перед лицом "угрозы российской агрессии" и, тем самым, сформировав из них управляемую политическую толпу.
Благодаря тому, что в результате американской психологической обработки мирового общественного мнения образ "российского агрессора", неразрывно связанный с ужасами войны, надежно записался в подсознание широких слоев европейского и американского общества (став психологическим "якорем"), при желании США вновь развернуть психологическую войну против России. Вашингтон этим "якорем" обязательно воспользуется. Для того, чтобы вернуть население в исходное состояние разделения на политические фракции и сформировать из них политическую толпу, причем, в том виде, в котором она была сформирована в августе 2009г., достаточно всего лишь вновь напомнить им про войну в Южной Осетии, связав на уровне ассоциаций записанные в подсознании картины войны с любыми новыми политическими событиями в мире (например, с политикой России), и это гарантированно приведет к автоматической активизации "якорей" (запомненных эмоциональных состояний) и к импульсным изменениям эмоционального состояния отдельных людей, различных социальных групп и различных слоев населения стран, испытавших в августе 2009г. острый, травмирующий человеческую психику шок от сфабрикованного американской политической пропагандой образа кавказской войны, продемонстрированной обществу по каналам англосаксонских СМИ.
9. Война в Южной Осетии и психологические операции США: Англосаксонская модель психологического управления конфликтами в действии.
Незадолго перед началом войны в Южной Осетии в научной литературе появилась классификация моделей психологического управления международными конфликтами, в которой выделялись четыре различных подхода к их мирному разрешению, предлагаемых представителями основных мировых цивилизаций: англо-саксонской (США, Великобритания, Канада, и др.), романо-германской (Западная и Северная Европа, и прежде всего - Германия и Франция), ближневосточной (исламский мир) и восточноазиатской (Китай, Япония, Вьетнам, и т.д.). Все эти модели сегодня эффективно работают в зонах конфликтов, не вступая во взаимные противоречия, а во многом и дополняя друг друга (находясь, тем самым, на начальной стадии эволюции технологий психологического управления политическими процессами – на стадии неконфликтного сосуществования). Их индивидуальные особенности отражают культурно-цивилизационные и национально-государственные различия в мировоззрении существующих мировых цивилизаций на разрешение конфликтных ситуаций и очевидным образом появляются во внешней политике ведущих мировых лидеров: методы, применяемые США и Великобританией, относящихся к англо-саксонской цивилизации, существенно отличаются от методов и технологий воздействия на конфликтную ситуацию стран Восточной Азии, Ближнего Востока и даже ЕC.
В основе англосаксонской модели лежит укоренившаяся в сознании и проникшая в подсознание достаточно исторически молодая идеология и мировоззрение протестантизма: все три основные американские идеологические концепции - "экспорт демократии", "силовое умиротворение" и "барханные революции" - по сути, являются переработкой и развитием основных норм протестантского мировоззрения. В основе восточноазиатской традиционной модели лежит в основном конфуцианское мировоззрение и идеология, а также философское учение Лао-Цзы. В основе романо-германской модели лежит, в основном, значительный опыт конфликтного сосуществования различных народов в рамках тесной Европы и историческая культурно-религиозная традиция католицизма. В основе ближневосточной модели, сформированной в культурно-цивилизационной традиции различных направлений и течений ислама, лежит исторический опыт расширения ареала распространения и влияния исламского мира.
Англосаксонская модель видит разрешение конфликтов в полной, принудительной трансформации политических систем конфликтующих сторон, точнее своего оппонента, который должен принять политические нормы и стандарты англосаксонской цивилизации ("демократические институты"). Традиционно англосаксы используют при этом как методы силового давления ("силовое умиротворение", "гуманитарные интервенции", "борьба с международным терроризмом"), так и методы несилового воздействия ("мягкая сила", "бархатные революции", "психологическая война"). Англосаксонская модель базируется на протестантском мировоззрении и этике успешности, полезности конечного результата.
События 8 августа 2008г. в Южной Осетии и развернувшаяся одновременно с ними информационная война стали наглядной иллюстрацией теоретических выводов и заключений: психологические операции, проводимые Грузией и стоящими за ней силами против России в период войны в Южной Осетии, четко соответствовали схемам и шаблонам англосаксонской модели психологического управления конфликтами. Можно даже сказать, что за информационными и психологическими атаками грузинских внешнеполитических и военных ведомств и поддерживающих их западных СМИ (CNN, BBC, Рейтер, Блумберг и др.) угадывался индивидуальный почерк специальных служб США, по одним характерным особенностям которого можно точно установить, кто именно стоит в этой войне за режимом М. Саакашвили. В этом почерке можно было выделить и приверженность к традиционным для англосаксонской культуры идеологическим шаблонам и штампам, и использование отработанных на других театрах военных действий - в Ираке, Афганистане, Югославии - тактических схем проведения психологических операций, и особую организацию работы СМИ по освещению конфликта и производству политических комментариев, аналитики, PR-новостей.
На прямое участие США также указывают попытки применения в психологической войне против России технологий информационно-психологического воздействия, эффективно действующих только в среде с преимущественно протестантским мировоззрением и психологией общества потребления, то есть разработанных в расчете на электорат, близкий по своему менталитету к англосаксам. В этом нет специального и тонкого расчета, также как и нет особенно грубых просчетов – просто такой подход заметно упрощает жизнь американским политтехнологам, занимающимся разработкой технологических схем психологического воздействия, поскольку любой из них лучше всего понимает психологию представителей именно своей, англосаксонской, цивилизации. В конечном итоге, на постсоветском пространстве психология и идеология американского образа жизни пользуется заметной популярностью среди значительных масс населения, вытесняя и разрушая при этом традиционные социокультурные отношения и системы ценностей, и англосаксонские технологии при таких условиях не могут не быть эффективными.
Технологическая схема англосаксонской модели психологического управления конфликтами достаточно проста. В регионе, в котором между населяющими его народами существуют скрытые межэтнические, территориальные, межконфессиональные или иные противоречия, инициируется локальный вооруженный конфликт. Причем, лучше всего для этих целей подходят уже существующие конфликты низкой интенсивности или "замороженные" конфликты. При этом сам конфликт для англосаксонской модели необходим исключительно как производственный конвейер для PR-новостей, способных сфокусировать в нужной точке процесса внимание мирового сообщества. Конфликт – ловушка для государств, которые после выхода ситуации из под контроля (если начнется геноцид мирного населения), будут вынуждены в него вмешаться. Сами первоначальные участники конфликта самостоятельного значения не имеют и рассматриваются исключительно как средства для гарантированного достижения основной цели – создания политического прецедента для дипломатических ведомств и инициирующего повода для перехода психологической войны в открытую фазу.
Локальный вооруженный конфликт должен интенсивно разрастаться до тех пор, пока он явно не затронет одного из крупных акторов международных отношений, имеющих законные интересы в этом регионе. Часто именно на него бывает нацелена вся психологическая операция стратегического уровня. Актор в связи с конфликтом может принять различные решения, например, решение о прямом вмешательстве или о наблюдении со стороны, но любая его позиция по отношению к политическим союзникам, втянутым в конфликт, становится уязвимой для психологических атак. Прямое вмешательство в конфликт неизбежно сделает политическую трактовку ситуации неоднозначной, по крайней мере, на первых этапах развития миротворческих усилий.
С самых первых дней конфликта в ход пускаются технологии информационно-психологического воздействия на массовое сознание населения и политических элит как в зоне конфликта, так и за его пределами: в прицел психологической войны обязательно попадает мировое общественное мнение, а также общественное мнение европейских союзников. В эфире устанавливается монополия на политическое освещение событий в зоне вооруженного столкновения: события комментируются в соответствие с заранее подготовленными шаблонами и стереотипами, в рамках сконструированных политических мифов, причем залпы новостей и аналитики выбрасываются в эфир с той частотой, которая необходима для того, чтобы все время держать зрителей в напряжении в ожидании новой серии репортажей с мест событий, давая им время только впитывать получаемую информацию, но оставляя времени для ее самостоятельного и критического анализа.
В ходе редакционной работы реальные трагические события специально вырываются из контекста происходящего в зоне вооруженного конфликта и после ретуширования, перетасовывания, снабжения односторонними политическими комментариями, выстреливаются в эфир, превращая войну в увлекательный сериал, где все его участники однозначно делятся на положительных и отрицательных персонажей. При этом нередко миротворцы в общественном мнении меняются с реальными агрессорами местами: война в Южной Осетии явное тому подтверждение.
В результате применения соответствующих технологий психологического управления европейским общественным мнением реальное значение опасности, грозящей мировому сообществу в случае разрастания конфликта и превращения его в полноценную войну, раздувается в политическую истерию. В сознание каждого европейского и американского обывателя настойчиво вкладывается мысль, что эти события могут стать прямой угрозой для его жизни. Широкие слои населения под воздействием массированной информационно-психологической обработки утрачивают способность критически и самостоятельно оценивать происходящее и перед лицом "мифической" угрозы со стороны нового агрессора сплачиваются в идеологически правильно ориентированные фракции, способные обеспечить всенародное одобрение любому предложению о военном вмешательстве в конфликт и во внутренние дела его участников.
Далее нередко, под видом миротворческой операции, следует собственно вооруженное вмешательство, с привлечением сил союзников по военно-политическим блокам и стран-сателлитов, как это было в Ираке, Афганистане, Югославии. Воспользоваться ли этой возможностью для укрепления военного присутствия в регионе на почти законных основаниях, или отложить операцию до следующего выгодного момента, - в каждом случае решается индивидуально.
Сочетание возможностей "жесткой силы" - установления военного контроля над регионом - и "мягкой силы" психологических операций создает наилучшие условия для достижения базовой цели англосаксонской модели управления конфликтами - полной, принудительной трансформации политических систем конфликтующих сторон под политические нормы и стандарты англосаксонской цивилизации.
Источник - Абхазия орг.
Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
Комментарии (6)
-
-
0 / 0
-
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
Нашли ошибку?