Встреча у Рукского тоннеля

С начала августа бои в селах вокруг Цхинвала не прекращались. Каждый день сообщали о жертвах с осетинской стороны. Мы с братом в это время были в Джавском лагере, где цхинвальские школьники жили обычной лагерной жизнью – играли в футбол, ходили в лес, соревновались в беге, в общем, ничего особенного. 7 августа мы легли спать рано – в 10 часов, потому что устали от эстафеты по бегу. Но с первым же выстрелом, прозвучавшим, казалось, где-то близко, я и мой друг Георгий сразу же проснулись. Поселок Джава расположен выше Цхинвала, и нам инстинктивно пришло в голову посмотреть с высоты в ту сторону, как будто мы могли увидеть, что там происходит. Мы кинулись к окну. На юге, там, где по нашему представлению был расположен город, был красный отсвет, как будто вставало солнце в глубоких тучах, и слышен был беспрерывный грохот, какого раньше не было ни при каких обстрелах. 

Георгий хотел разбудить других, но я его остановил, я не хотел, чтобы кто-нибудь еще это видел. Георгий согласился, особенно – чтобы не проснулся Игорь, у которого два брата там воевали, а он с ними перезванивался каждый час. Но грохот и вой от стрельбы «ГРАД»-ов стоял такой сильный, что Игорь проснулся и сразу схватил телефон. К счастью, связь работала. Брат успокоил Игоря, сказал, что все нормально, обстрел скоро прекратится, как обычно, и чтобы мы шли спать.

«Только не сегодня говорил я себе, сегодня праздник - день рождения моего брата», - я еще не понимал, что это не обстрел, а настоящая война.Прибежали вожатые и отвели нас на первый этаж, но некоторые остались смотреть телевизор, чтобы узнать новости, в том числе я, Марат, Алан и Зарина. Зарина была гимназисткой и знала, какие молитвы надо было читать. Она принесла Библию и предложила нам почитать 90-й псалом. Мы в вчетвером прочитали его и случилось что-то невообразимое: стрельба прекратилась примерно на два часа. За это время обитатели лагеря успокоились и даже легли спать, правда, охраннику ещё долго пришлось убеждать нас, что снаряды не долетают до Джавы.

«Дойдет ли война до Джавы? Неужели это возможно, чтобы наши отступили так далеко?», - думал я. Еще не рассвело, как в лагере снова началась суматоха среди вожатых и воспитателей. Мы сидели спокойно и переговаривались очень тихо, чтобы не напрягать и без того нервных вожатых – по их лицам было видно, что они не знают, что делать с нами.

В этот день нас начали бомбить с самолетов, так как обычными снарядами не достать до Джавы. Самолет сбросил несколько бомб. Я даже забыл про день рожденья моего брата. «А что будет, если в этот день меня не станет?» - такие мысли лезли в голову. От взрывов бомб, кажется, у всех было помутнение рассудка, и только хорошие воспоминания и мысли о близких не давали свихнуться окончательно.

Руководительница нашего пионерского лагеря заставила нас срочно собраться и вывела на трассу. Она останавливала любые попутки и сажала нас по два - по три и отправляла во Владикавказ. Детей было много, а машины, ехавшие на север, были набиты битком. Стояли мы долго. Наконец, всех, кто остался, посадили в «Урал», и мы поехали прочь от войны, от смерти. 

Никто не знал, что происходит, мы только догадывались об этом, когда видели колонны бронетехники, направлявшиеся в сторону Цхинвала. Ближе к тоннелю мы увидели и солдат, которые сидели на танках прямо сверху - на вид им было не больше 21 года. Я и мои друзья приветствовали их, как могли: кричали, махали руками... И вдруг мы увидели, как один из танкистов в ответ на наши крики приложил руку к сердцу, и мы поняли - он будет защищать наш дом до последнего. Наверное, мы выглядели довольно глупо – кучка детей с растерянными лицами. Но в этот момент я подумал, что хочу своими глазами увидеть, как российская армия, и НАШ танкист, ударят по врагу и обратят его в бегство.

Нас привезли во Владикавказ, там стало ещё тревожнее - ведь бронетехника шла без конца. В мыслях было только одно: Боже, что там происходит?

Беженцев записывали без очереди в лагеря, в пансионаты, в санатории, особенно детей, только бы мы забыли об этом кошмаре. Меня и брата записали в Ставропольский край. Там нас приняли как родных. Всячески поддерживали нас, для детей работали и психологи, и они, в свою очередь, делали всё для того, чтобы дети не думали о войне. Аланская диаспора в Ставрополе проводила нам разные мероприятия: экскурсии по городу, концерты, походы в зоопарк, аквапарк, кинотеатр. Но вот уже всё позади, война кончилась, наш Президент объявил о том, что все должны вернуться обратно. Мы все собрались, но все-таки на сердце была грусть оттого, что, вернувшись в Цхинвал, мы не увидим кого-то из родственников, друзей, близких. Мы думали и о том, что будем скучать по вожатым нашего лагеря, которые стали нам как родные. И воспоминания, которые остались в наших сердцах, хоть и отличаются - у каждого своё, но и похожи – это воспоминания о том страхе за родных, за Южную Осетию, который мы пережили за несколько бесконечно длинных августовских суток. И воспоминания о том танкисте, который первым внушил нам уверенность в нашей победе. 

Ахсар Цхурбати, газета "СУАДОН"