Аланская компонента художественной образности «Фёдоровского Евангелия» как памятника культуры XIII-XIV веков

2 февраля 2009 История [версия для печати] [читать комментарии] [размер шрифта: a- | А+] [11567 просмотров]

Светлой памяти моего мужа Редькина Николая Николаевича, режиссера, профессора Ярославского государственного театрального института, Заслуженного работника культуры России посвящается

В Ярославском историко-архитектурном и художественном музее-заповеднике хранятся 15 пергаменных рукописей. Среди них особое место занимают лицевые Спасское Евангелие XIII века и Федоровское Евангелие, которое обычно датируют первой половиной XIV века (№ 15718). Последнее недавно было скрупулезно отреставрировано и предложено широкой публике для обозрения в Центральном музее древнерусской культуры и искусства им. А. Рублева. Реставраторы Всероссийского художественного научно-реставрационного центра имени академика И. Э. Грабаря, осознавая уникальность этого шедевра, помогли его сберечь.
Осенью 2008 г. мне представилась счастливая возможность познакомиться воочию с фолиантом книжной культуры Древней Руси. Об этом я мечтала 10 лет. 120 минут напряжённых прогулок моих глаз по плоскостям страниц, перелистываемых нежными пальцами в белых перчатках (чтобы не повредить) заведующей отделом письменных источников музея-заповедника Т. И. Гулиной, можно считать 120 мгновениями катарсиса. По моей просьбе она перелистывала эту пергаменную рукопись вперед и назад, и я пристально всматривалась в «Федоровское Евангелие». Объектом исследования у меня были, в первую очередь, 5 книжных миниатюр, входящих в него.
Сегодня я поведаю читателям свои размышления и доводы десятилетней давности, но особых изменений они не претерпели. Окунёмся в историю, Золотоордынцы неоднократно подступали к легендарному аланскому городу Дедякову (Тютякову). Уже были завоеваны и разграблены многие русские княжества, Грузинская державность, расширенная благодаря полководческому умению и храбрости Давида Сослана – соправителя царицы Тамары и её мужа, была разрушена. Их дети: сын Георгий (Лаша) и дочь Русудан не могли организовать достойный отпор татаро-монгольским завоевателям. Чингизиды, используя тараны и другие военные хитрости и технику, привлекая разные этносы в свои завоевательные походы, всё же не в силах были с первого приступа сломить соседей грузин – алан. Не помогали завоевателям ни обман, ни подкупы половцев (куман) – друзей и соратников алан. Битвы 1222 и 1238 года способствовали политической раздробленности (особенно Алании). Разгромив половцев и черкесов, татаро-монголы одновременно устроили русичам бойню на реке Сить, где погибли ярославский князь Всеволод, владимирский - Георгий (Юрий) и ростовский – Василько. В январе 1239 года эти кочевники после долгой осады захватили и сожгли крупный аланский город Магас. Подобная участь постигла другие города и села предгорной кавказской низменности. Важно подчеркнуть, что монголы продумали стратегию своих походов: одновременно (синхронно) громить алан и их политических партнеров и родственников из первого русского государства – Владимиро-Суздальской Руси. Спустя четыре десятилетия эта стратегия была чудовищно доведена ими до логического изуверства: руками партнеров и родственников добить непокорных ясов (алан).
Оценивая отвагу, воинское мастерство, самоотверженность противника внук Чингисхана Менгу-Темир призвал в ставку своих вассалов: ярославского князя Федора Ростиславовича Чермного (т.е. медноволосого, златокудрого), которого часто называют Черным за его неприглядные, темные дела. С. М. Соловьев в «Истории России с древнейших времен», опираясь на русские летописи, подчеркивал, что в военных действиях 1277 года принимали участие и сын Александра Невского – Андрей Городецкий, Глеб Ростовский (сын Василька Константиновича, замученного татаро-монголами в Шаринском лесу Ярославии в 1238 г.) с сыном Михаилом и племянником. На следующий год отправились опять Федор Чермный и Михаил Глебович. Руководил теперь уже битвой другой сын Александра Невского – Дмитрий. Это знаменательное событие происходило 8 февраля 1278 года у Дадикау (Дедякова, Тютякова, Дадакова, так по-разному называли его в летописных изводах русичи). Он находился на месте частично раскопанного городища недалеко от городка Эльхотово в Северной Осетии. Этой концепции придерживались ученые: Е. И. Крупнов, М. Г. Сафаргалиев, Л. И. Лавров, В. А. Кузнецов. Необходимо отметить и другое его местонахождение – близ Дербента. Об этом писали М. М. Щербатов и А. Афанасьев. Но объединяет все точки зрения общее: место битвы – Северный Кавказ.
alt

Аланы бились насмерть, может даже не зная, что пришли по зову татаро-монгольского хана для подавления их сопротивления родственники. Напомню читателям: Василько был сыном Константина Всеволодовича и внуком аланки-осетинки Марии-Ясыни (Шваровны, как ее называли владимиро-суздальцы), а Глеб Василькович, принимавший два раза участие в карательных походах на аланский город Дедяков, был её правнуком. Сыновья А. Невского Андрей и Дмитрий были внуками Ярослава (сына Марии Шваровны), и, следовательно, ее же правнуками.
Драматизм и аморальность этой ситуации состояла в том, что правнуки пришли на родину своей прабабушки, которая была христианкой, строила в первом русском государстве – Владимиро-Суздальской Руси храмы, в частности, Дмитровский собор (1119-1197 г. г.) в честь небесного покровителя ее мужа Всеволода III – Большое Гнездо, в крещении, Дмитрия. Этот храм считается шедевром зодчества. Н.К. Рерих – выдающийся художник и историк культуры отмечал главным выразительным средством этого уникального произведения скифский звериный стиль. Напомню, что скифы – предки осетин (алан, ясов). «Когда-то богато-творческая рука аланов украшала храмы Владимира и Юрьева-Польского; разве эти геральдические грифоны, львы и все узорчатые чудовища не являлись как бы тамгою (клеймом) далеких азиатских просторов?» (Рерих Н.К. Листы дневника. Т. I. - М.: МЦР 1999. С.73).
Обозревая фасадную скульптуру Дмитриевского собора (в г. Владимире), в первую очередь, невольно останавливаешь взгляд на энергичных и мощных барсах-леопардах. Здесь явно выражено влияние кавказской доминанты. Гербом Осетии в средние века (да и не только тогда) был барс, достаточно посмотреть на его изображение в Географии Вахушти Багратиони и убедиться в этом. Грузинский царевич, он же географ, он же историк, подписал его грузинскими буквами – Овсети, что означает Осетия.
«По наружности леопард, без сомнения, самая совершенная из всех кошек на земном шаре, он хитёр, лукав, коварен, дик, зол, проворен и мстителен», - отмечал А. Э. Брэм в знаменитом своём исследовании «Жизнь животных». Близко к леопарду подходит ирбис, или снежный леопард, ставший сейчас реликтовым животным. На Кавказе и прикавказье его называют снежным барсом. Он является символом незаурядного ума и неимоверной силы. Вышеупомянутый немецкий учёный обращает внимание на то, что лев – царь зверей, всегда довольствуется одним животным, леопард же, забравшись в стадо, за одну ночь может задушить тридцать – сорок баранов (т.1, с.202). В средние века был культ силы и отваги. Вполне закономерно, что на гербе Алании и её родственников по русской линии – владимиро-суздальских князей на гербе был именно снежный леопард – барс.
Необходимо дополнить, что он был и на гербе внука Марии-Ясыни – тверского князя Михаила Ярославича, замученного окаянным Кавгадыем 22 ноября 1318 г. на берегу реки Терек у города Дедякова в Золотоордынской ставке на территории разграбленной и сожжённой Алании (см. «Повесть о Михаиле»).
Икона с изображением Михаила Тверского, равно как «Богоматерь с Предвечным младенцем» - «Толгская-тронная», особо почитались верующими Кавказа. Эти образы крестным ходом они переносили из одного населённого пункта в другой (см. «Ставропольские епархиальные ведомости» за 1912-1913 г.г.). Кстати сказать, что учёные В. И. Марковин и Х. Д. Ошаев, в своей статье, написанной 30 лет назад по следам археологических исследований в поисках легендарного Дедякова, отмечали, что икона «Богоматерь Толгская» (1-я Тронная), вывезена из Дедякова.
Обратим свой взор на «Фёдоровское Евангелие» (в дальнейшем, «Ф. Е.»). Выдвигаю свою гипотезу: первые две книжные миниатюры «Ф. Е.», на которых изображены святые мученики за христианскую веру Федор Стратилат и Прохор с Иоанном, принадлежат евангелию домонгольского периода. Они, хотя и написаны на пергамене, как и другие 222 листа (приблизительно 35 см х 27 см за исключением л. 208-а, который 21 см. х 12 см), но явно инородны.
Письмо «Ф. Е.» являет собой крупный каллиграфический русский устав с последовательным различием толстых и волосяных линий, обладающий рядом индивидуальных черт. Оно выглядит подчёркнуто монументальным. Сию особенность отметил исследователь А. А. Турилов в 2003 г. в материалах к этой выставке. Это сразу бросается в глаза даже неискушённому зрителю.
«Ф. Е.» было создано в первой половине XIY века в пределах Северо-Восточной Руси. Этот факт отмечал А. И. Некрасов в 1928-1929 г. г. Более того, высказал гипотезу, что рукопись стоит рассматривать как вклад по душе Ярославского и Смоленского (к тому времени) князя Фёдора Ростиславовича Чёрного (1240-1299 г.г.), в нашей интерпретации, Чермного. (До сего времени сохранились его мощи и волосы рыжего цвета в Ярославском кафедральном соборе). Этой адресности ( посвящённости) придерживались современные учёные: О. С. Попова, Г. И. Вздорнов, А. А. Турилов.
Буквы выглядят подчёркнуто монументально, равно как и 3 книжные миниатюры с изображением евангелистов: Матфея, Луки, Марка. Но первые две из пяти резко отличаются от последующих. Фёдор Ростиславович неоднократно был в ставке татаро-монгольского хана Менгу-Темира, дважды участвовал в завоевательных походах на аланский город Дадикау (Дедяков, Тютяков). Всегда с ним в баталиях принимал участие походный священник Прохор. После возвращения в Ярославль князя Фёдора, духовник стал игуменом Спасского храма, затем возглавил Ростовскую епархию, территория которой простиралась до Великого Устюга. Прохор в конце своей карьеры был избран местоблюстителем митрополичьего престола в Москве. В память о нём, князе Фёдоре, об их дружбе и боевых походах Прохор инициировал создание этого роскошного евангелия, благо трофейных образов и книг они привезли несть числа, так как Аланская епархия до первой трети XIII века была богатой и напрямую подчинялась Константинополю. Некоторые из храмов дошли до сего времени, поражают своей особой выразительностью: Шоанинский (X век), Сентинский (XII век) средний Зеленчукский храм (XI век).
Мало того, Прохор соорудил и обитель в честь трофейной «Богоматери с Предвечным младенцем», названной потом Толгской, по имени речки, впадающей в Волгу. Инспектируя Ростовскую епархию, он не нашёл краше места, чем толгские края. И храм, и «Ф. Е.» были инициированы уже после смерти князя Фёдора Ростиславовича. Прохор заказал пергаменную рукопись Евангелия – апракоса в честь своего любимца, где использован в качестве вступления к «Житию Фёдора Ярославского» текст домонгольского «Слова о погибели Русской Земли». Текст предваряет входная миниатюра с изображением святого Фёдора Стратилата, по которому рукопись стали называть «Фёдоровским Евангелием».
Перед большими разделами евангельских чтений годового круга помещены изображения тех евангелистов, чьи тексты в данном разделе являются определяющими. Но в начале книги помещено изображение Фёдора Стратилата – небесного покровителя Фёдора Ростиславовича Чермного, почитание которого стало устанавливаться в княжестве после его раскаяния в грехах на площади перед горожанами и последующей смерти в 1299 году. Популяризации, выражаясь современным языком, способствовал не только Прохор, но и вторая жена Фёдора – Анна (в крещении), дочь хана Менгу-Темира. Ставка ее отца находилась в Дедякове (Алании). Джиджекхатунь, её мать, назвала свою дочь при рождении Юлдуз, что означает «звезда». Она и посоветовала звездной дочери выйти замуж за Фёдора, когда он находился на службе в монгольском стане. Сын Ростислава был медноволосым, как и Чингизхан – прадед Юлдуз. У татаро-монголов считалось, что рыжеволосость – знак божий, отмечающий незаурядность, даже святость.
Фёдор был высок, как и его дед, Мономах, статен, длинноног. Рюриковичи, в большинстве случаев, были такими, чего нельзя сказать о Чингизидидах, внешне кургузых, коротконогих и не блещущих красотой, по мнению русичей и алан. Обе женщины, мать и дочь, были влюблены в ярославского князя, раз и навсегда. Первая его тёща Ксения вела себя по-другому: вечно зудела, что он примак, пошёл княжить в вотчину ее дочери Марии Васильевны, нищегрёб, и зачем только она выдала свое чадо за него! По молодости Федор испытывал, выражаясь современным языком, комплекс неполноценности, ставший пружиной его активности и стремлением утвердиться в глазах, хотя бы всех Монаховичей.
Монголки обласкали Ростиславовича, прежде захолустного можайского князя, которого братья круто обделили при распределении наследства отца. Прожужжали все уши Менгу-Темиру, что краше, обходительнее молодца нет в округе, что ему можно доверить всё, даже подносить чашу хану. С той поры наш витязь стал, своего рода, адъютантом. Из походов на волжских булгар и непокорных ясов он привозил богатые трофеи. Фёдор стал хорошим стратегом. Дипломатические качества сформировались под воздействием жизненных обстоятельств.
Мария – дочь Василия Всеволодовича, хотя и любила беззаветно мужа, но властная мать жаждала богатства, ей было мало знатности и красоты зятя! Марииным прадедом был сам Константин – сын Всеволода Третьего – «Большое гнездо», который ослушался, отверг завещание отца и «дал духу» брату Георгию, потерявшему в битве близ города Юрьева на берегах реки Липицы, свыше девяти тысяч человек.
Прапрабабушкой Марии Васильевны была дочь осетинского князя Шварна (Сварна). В народе её величали Марией Шваровной или Марией – Ясыней. Она и не предполагала, что родственники через шесть десятилетий, придут в её родную страну за добычей, и выделится, выслужится перед ханом именно Фёдор. Из походов он привёз не только ценные иконы и книги, но и новую жену с детьми: Давидом и Константином. Новый тесть освободил его от уплаты дани, распорядился, чтобы три десятка городов регулярно отчисляли напрямую в Ярославль как денежные средства, так и дорогие ценности. Он таки «утёр нос» властолюбивой бывшей тёще Ксении, отстранил её от власти.
В дальнейшем, для Ярославля князь Федор сделал не мало добрых дел: увеличил территорию города, обрамил его земляным валом, построил несколько церквей и богато украсил их, благо было чем. Трофеи были значительными, порой уникальными, среди них была икона, которую потом нарекли Толгской. (О чём я ранее писала. См. статью «Толгская Богоматерь – трофей из Алании»).
alt

Да простит меня Всевышний, но я сейчас изреку следующую мысль: книжная миниатюра, предваряющая «Ф.Е.» с изображением святого римского мученика Фёдора Стратилата, представляет собой вкрапление, инородную вставку. Она прилажена к нему, резко отличаясь по живописным и пластическим средствам художественной выразительности от остальных миниатюр, особенно от последних трёх из пяти: с Матфеем, Лукой и Марком. Во второй стоит подпись: «Агиос (т.е. святой) Иоанн возглашает Прохору святое Евангелие писати». Можно догадываться, что став во главе Ростовской епархии, которой подчинялись все церкви не только Ярославля, бывший походный священник мог диктовать свои волю, пожелания и вкус.
Две миниатюры, изображающие Фёдора Стратилата и Иоанна, диктующего Прохору, резко выделяются от последующих. А если сравнивать первые две, то создается впечатление при восприятии, что стилизованный трёхкупольный храм аккуратно приладили к фигурам, словно корону на голову монарха. Нет «воздуха» - просвета между ними. Если на первой Фёдор Стратилат словно парит в воздухе на ирреальных качелях, то вторая представляет собой декоративный ковёр, типа персидского, где изображение фигур втиснуто в рамку знойного орнамента.
Но остановимся подробнее на первой миниатюре. Фёдор Стратилат -духовный патрон Фёдора Ростиславовича Чермного – князя Ярославского и Смоленского (в последствии). Римский воин запечатлён в парадной боевой одежде. Его грудь защищена золотым панцирем. В правой, высоко поднятой, руке он держит на уровне головы копьё, за спиной привязан на поясе меч, зачехлённый в ножны чёрного цвета с красивой рукоятью. Левая рука на уровне пояса придерживает щит, на котором имеется вздыбленный барс (снежный леопард) – родовой герб владимиро-судальских князей
Краски использованы яркие, сочные, восточные. Зелёно-изумрудные и голубые тона в пиршестве красного цвета и золота заставляют задуматься, откуда родом этот домонгольский шедевр, вынут из какой благой вести. Золочение очень редко встречается в древнерусских пергаменных рукописях.
Монументальность в пластической и живописной выразительности миниатюр с изображением евангелистов Матфея, Луки и Марка спорит со своеобразием образного решения первых двух миниатюр, где нет монументальности, а наличествует тонкая, детальная проработка образного видения героев. Линии витиеватые, переходят, словно перетекают незаметно, одна в другую (особенно, где Прохор с Иоанном). Царит пиршество экзотических красок, оттенки, как отметила выше, лазурные, бирюзовые, пурпурно-знойные. Восточная экзотика: павлины и деревья-гирлянды, символизирующие рай, объединяют тематикой два шедевра книжной графики.

Резюмируя всё вышесказанное, можно заключить:
а) первые две миниатюры с изображением Фёдора и Прохора позаимствованы из другого евангелия, созданного до нашествия татаро-монголов на Русь и Кавказ;
б) вывезены из Дедякова во время военных походов на непокорных ясов (алан) в 1277-1278 годах ярославского князя Фёдора Ростиславовича Чермного (Чёрного) и потомков Марии-Ясыни (Шваровны), взятой из Алании в жёны сыну Ю. Долгорукого князю Всеволоду Юрьевичу в 1181году.

Т. В. Дадианова,
доктор философских наук (г. Ярославль)

Январь 2009 года

Источник - ИА ОСинформ.

Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.

Комментарии (0)